причин которых не могли понимать люди, судившие их. Чем понятнее нам причина поступка, тем менее мы признаем свободу. Самоотвержение чужого человека без видимой цели представляет в наших глазах наибольшую свободу и потому заслугу. Самоотвержение отца, матери, самоотвержение с возможностью награды, более понятное, представляется менее заслуживающим сочувствия, менее свободным.
Если причины, произведшие поступок,[1] совершенно непонятны нам, то на вопрос, отчего он сделал это? мы отвечаем только: захотел и сделал, то есть причиной поступка признаем одну свободную волю. Но если хоть одна из причин известна нам, мы говорим: он захотел этого потому что.... и уже некоторая доля необходимости занимает место свободы. Если же мы знаем и характер человека, необходимость представляется нам еще в большей степени. Если же характер этот несложен, как у дурачка или ребенка, и причины, как голод или гнев, совершенно очевидны, и кроме того, мы обладаем опытностью и знанием людей, то мы уже допускаем самую малую часть свободы и видим наибольшую необходимость.[2]
Итак, рассматривая представление наше о свободе и необходимости,[3] мы находим, что представление[4] это постепенно увеличивается и уменьшается,[5] смотря по большей или меньшей связи с внешним миром, по большему или меньшему отдалению времени и большей или меньшей зависимости от причин, в которых находится рассматриваемое явление жизни человека.[6]
- ↑ Зачеркнуто в копии: есть свободная воля и надписаны след. шесть слов.
- ↑ Зач. текст копии: Всё упрощая характер человека и увеличивая возбуждающую ⟨силу⟩ причину, мы дойдем, как в диком или пьяном человеке, где мы математически верно можем определить действия причины и где получается бесконечно малая свобода и наибольшая необходимость. Напротив, всё усложняя и усложняя характер человека и причины, действующие на него, мы придем к обратному заключению.
- ↑ Зач. в копии: по отношению связи человека с внешним миром, мы ко времени и к причинам
- ↑ Зач.: это взаимно и вписаны след. два слова.
- ↑ Зач. в копии: постепенно и смотря по той точке зрения, с которой рассматривается. Расширяя точку зрения связи человека с внешним миром, отдаляя период времени и уясняя причины, мы приходим к представлению о наибольшей необходимости и ⟨бесконечно малой⟩ наименьшей свободе. Наоборот, суживая точку зрения связи человека с внешним миром, сокращая период времени и увеличивая недоступность причин, мы придем к наибольшей свободе и ⟨к бесконечно малой⟩ наименьшей необходимости. Ни в том, ни в другом случае мы никогда не придем ни к полной необходимости, ни к полной несвободе. Ибо 1) как бы Вместо зач. вписан текст, кончая словами: а это невозможно, ибо как бы (стр. 329).
- ↑ Зач. вписанное рукой Толстого на полях: Рассматривая человека в самой большой связи со всем окружающим, за самый возможно далекий период времени, в самой доступной для нас зависимости от причин, мы придем к ⟨наибольшему⟩ представлению о наибольшей необходимости и наименьшей свободе. ⟨Представив себе такого⟩ Но никогда мы не получим представления о полной необходимости без малейшего участия свободы, ибо если мы допустим такую необходимость, как ту, которой подлежит умирающий или рождающийся человек или совершенный идиот, мы этим самым допущением уничтожаем самое то явление, которое мы рассматриваем, то есть человека. Но как скоро человек есть человек, то он не мыслим для нас без свободы, то есть возможности сделать то или другое ⟨как бы ни ограничена была эта возможность с другой стороны⟩ И возможность эта никогда не может не существовать для нас. Мы скажем, что свобода человека ограничена в высшей степени, что воля его была так же зависима, как воля животного, но никогда не поймем поступка человека без участия его воли; ⟨точно так же как не можем понять поступка животного без участия его воли. Ибо если бы могли представ[ить]⟩ Допустив даже, что при знании [?] всех условий, ⟨деятельность⟩ в которых она проявляется, воля человека так же определена, как и ⟨деятельность⟩ воля животного, мы будем иметь наибольшую необходимость и наименьшую, но не полную необходимость, ибо воля человека ⟨подобная в этом случае воле животного⟩ все-таки будет представлять некоторую долю свободы, ту самую, которую мы называем жизненной силой в животном и растении и которая не может быть подведена под законы необходимости; ту самую сущность жизни, которую мы не знали и не можем определить. Если даже допустить, что воля человека могла быть так же определена, как проявление жизненной силы в растении или даже в неорганической природе, мы никогда не придем к полному отсутствию свободы, ибо сила тепла, движения эфира, электричества, тяготения в сущности своей остается неподлежащей закону необходимости и представляет известную степень свободы.
