то она увидала, что нетерпение это проистекало не из любви, но из страха оказаться смешною и обманутою в глазах себя и матери и, ей казалось, всего света, который знал или узнает то, что было и как она надеялась. В этот день она была тиха и пристыжена. Ей казалось, что все знают ее разочарование и смеются над ней или о ней жалеют. Вечером она пришла к матери и расплакалась, как ребенок, в ее постели. Сначала слезы ее были слезы обиженного, оскорбленного ребенка, который сам отъискивает свою вину, и, не находя ее, спрашивает, за что он наказан, но потом она рассердилась и объявила матери, что она вовсе не любит и никогда не любила князя Андрея и не пойдет за него теперь, пускай он, как хочет, будет просить ее.
«Но будет ли он еще просить ее?» Этот вопрос ни на минуту не оставлял ее, и с этим мучительным, неразрешимым вопросом она заснула.
«Он такой странный, такой непохожий на всех остальных. От него всё может случиться», думала она. «Но всё равно, кончено. Теперь я об нем больше не думаю, а завтра надеваю папашино именинное голубое платье, любимое Бориса, и буду весела целый день».[1]
Но, несмотря на твердое решение забыть всё и возвратиться к прежней жизни, несмотря на голубое папашино платье, несмотря на полосатое с кружевами, в котором, по приметам, бывало всегда еще веселее, Наташа не могла уже войти в прежний ход жизни. Все ее обожатели были у них за эти дни и Борис и.... и еще другие, все они так же смотрели ей в глаза и восхищались ею, но всё это было невесело, при них еще живее вспоминался ей князь Андрей и беспрестанно она краснела и раздражалась; ей всё казалось, что они знают и жалеют ее. Мысль о возможности замужества и серьезной взгляд на всё это матери — незаметно для нее самой всю переродили ее. Ей в душе уже не могло быть весело попрежнему.
Когда, один раз вечером, графиня стала успокоивать Наташу, говоря ей, что отсутствие князя Андрея очень естественно, что перед таким важным решением ему, вероятно, надо многое сделать и обдумать, что необходимо ему, вероятно, согласие отца, Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее.
[Далее со слов: Перестаньте, мама, я и не думаю и не хочу думать.[2] кончая: — Я не хочу мучиться. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. XXIII.]
- ↑ Зачеркнуто: «Очень нужно мне слушать, что этот твой Безухой наговорил и зачем мне от этого быть скучной, и когда Безухой приедет, скажу ему, чтобы он вперед не говорил мне таких глупостей». Но ни князь Андрей, ни Безухой не приезжали и в следующие дни. Князь Андрей потому, что он решился никогда больше не ездить. Безухой оттого, что, поняв на другой день глупость, которую он сделал, он заперся у себя в комнате за переписками подлинных шотландских актов и не выезжал никуда, ожидая, что как-нибудь развяжется сделанная им глупость, как и всё на свете развязывается.
- ↑ Зач.: Что нибудь Безухой солгал. Просто солгал, солгал.
