проходила история философии всего человечества. «Что есть я, что жизнь, что смерть, какая сила управляет всем?» спрашивал он себя и единственный, не логический ответ на все эти вопросы удовлетворял его. Ответ этот: только в смерти возможно спокойствие. Всё в нем самом и вокруг его во всем мире представлялось ему столь запутанным, бессмысленным и безобразным, что он боялся одного, как бы люди не втянули его опять в жизнь, как бы не вывели его из этого презрения ко всему, в котором одном находил он временное успокоение.
В одно утро он лежал, положив ноги на столе, с раскрытым романом, но погруженный в[1] этот тяжелый, безвыходный ход мысли, всё повертывая и повертывая этот свинтившийся винт мысли, всё так же повертывавшийся и ничего не захватывавший. Благовещенский сидел в уголке и Pierre смотрел на его чистенькую фигуру, как смотрят на угол печи.
«Ничего не найдешь, ничего не придумаешь», говорил себе Pierre. «Всё гадко, всё глупо, всё навыворот. Всё, из чего бьются люди, гроша не стоит. А знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это — высшая степень человеческой премудрости. Не глупа эта аллегория [?] о невозможности вкушения плода с древа познания добра и зла»,[2] думал он.
— Захар Никодимыч! — обратился он к Благовещенскому, — когда вас учили в семинарии, как вам объясняли значение древа познания добра и зла?
— Уж это я забыл, ваше сиятельство, но профессор был великого [?] ума...
— Ну, расскажите... — но в это время в передней послышался голос камердинера Pierr’a, не впускающего кого то, и тихий, но[3] твердый голос посетителя, говоривший:
— Ничего, мой друг, граф меня не выгонит и будет тебе благодарен за то, что ты впустил меня.
— Затворите, затворите дверь! — закричал Pierre, но дверь отворилась и в комнату вошел[4] невысокого роста, худой, старый человек в парике и пудре, чулках и башмаках, с белыми, седыми бровями, особенно резко отделявшимися на его[5] чистом, старческом лице.[6] В приемах человека этого была приятная уверенность, учтивость человека высшего света.
- ↑ Зачеркнуто: высший склад мыслей, до которых может достигнуть человек; он презирал и был равнодушен не только ко всему на свете, но и к своей собственной жизни и чувствовал, что, отыскивая истину, он дошел до той высшей степени человеческого знания, на которой нам дано только видеть возможность истины, но прегражден путь проникновения в ее святилища. Он чувствовал ту вечную невозможность
- ↑ Зач.: Он был на этой ступени мыслей, когда в приемной комнате он услыхал голос своего
- ↑ Зач.: приятный и
- ↑ Зач.: ⟨неторопливо, спокойно⟩ быстрыми шагами
- ↑ Зач.: ⟨розово-нежном, приятном⟩ желто-бледном
- ↑ Зач.: Несмотря на высоту мыслей, на которой находился в то время
