- № 81 (рук. № 85. T. II, ч. I, гл. I — II).
⟨Старая графиня сидела в кабинете на своем кресле, повеселевшая, помолодевшая десятью годами со времени приезда своего сына; она не смотрела уже на табакерку с портретом, а смотрела или на него в действительности или на дверь, в которую она ждала, что взойдет он, ее красавец, герой, лучший сын, лучший молодой человек в мире. Наташа вбежала в комнату.
— Мама, Коко едет к цыганам. Я никогда не видала цыган, только одну, страшную, у нас в деревне. Я знаю, что вы не будете пускать меня. Но я непременно, непременно поеду с ним.
— Ты знаешь, что это нельзя и это глупости,[1] — сказала мать.
— Что ж это такое? — надув свои большие губы, сказала Наташа. — Коко уже шесть дней здесь, и я ни разу с ним не каталась. Зачем же он приехал, коли я его совсем не вижу.
— Мой друг, ты девочка, а он уж мужчина. Нельзя ему сидеть всё с нами.
— Вот вы всегда так, ну отчего мне нельзя быть у него, когда он одевается? Не то, что совсем одевается, а когда на нем панталоны[2] надеты. Я люблю это смотреть. Сабля тут лежит, и табаком пахнет, и голос у него совсем бас сделался. Я так это люблю, всё это, понимаете, мамаша, понимаете, — закричала она, дергая ее за руку. Мать улыбнулась.[3]
— Ну, прощайте, — закричала Наташа и убежала на крыльцо садиться в сани.
Гордая тем, что она, как большая, одна в санях ехала с гусаром и счастливая своею молодостию, своею дружбою к брату и
- ↑ Зачеркнуто: улыбаясь
- ↑ Зач.: с кантиками и шпоры,
- ↑ Зач.: и продолжала этот разговор, в котором не было никакой логичной связи, в котором каждая говорила свое, но который казался им самым естественным. — А Борис что тебе пишет? — спросила мать. — Все то же, я его забыла, лучше Коко никого нет. Мамаша, я поеду просто кататься с ним, можно? — и она убежала.
