хотите, — сказал Белкин. — Никто, видно, не знает, что там будет. Никто не знает.
— Ваше благородие,[1] — сказал фелдвебель, вбегая. — Видимо — невидимо показалось, начальство понаехало.
— Вона, — сказал Белкин, заслышав выстрел, и выбежал из палатки.
Действительно, австрийские аванпосты отступили, и французы атаковали отряд Багратиона.
- № 36 (рук. № 75. T. I, ч. 2, гл. IX).
Князь Андрей Болконский до такой степени сильно чувствовал стыд на наше положение постоянного бегства во время этого отступления, так мучался им, что наш успех при Кремсе, в котором он участвовал, привел его в неудержимый восторг и в состояние счастия, которого [он] не хотел и не мог скрывать.
В его душе странно и нелогично, не мешая одно другому, соединялись два совершенно противуположные чувства — сильной гордости патриотической и сочувствия к общему делу войны и с другой стороны затаенного, но не менее сильного энтузиазма к герою того времени, к petit caporal,[2] который на пирамидах начертал свое имя.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите и, в знак особой милости главнокомандующего, был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне.
В ночь сражения взволнованный, счастливый, но не усталый, верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером означало, кроме наград, важный шаг на пути к повышению.[3]
- ↑ Зачеркнуто: что то сумятятся
- ↑ [маленькому капралу]
- ↑ Зач.: С усталыми красными глазами от бессонной ночи и с возбуждающими впечатлениями сражения, которое он видел (звуки ружейной пальбы, перебиваемой орудийными выстрелами, и крики солдат звучали у него в ушах), он при фонарях садился в почтовую бричку и, получив депеши, как и всегда акуратно приготовлялся к отъезду, увязывая тесемочки чехлов на погребце и на сабле. Он был оживлен и весел, прощаясь и принимая письма и поручения от товарищей. — Пожалуйста, князь, эти два письма отдайте, — говорил один. — Не забудь же настоящего Cordial две бутылочки — привези непременно, — говорил Несвитской. — От меня кланяйтесь императору, — говорил другой. — Хорошо, хорошо. Ну готово чтоль, Петрушка? Всё было готово. Князь Андрей с фонарем вышел под дождем на крыльцо и, укутавшись, уселся в почтовой бричке. — Счастливец! — закричал Несвитской, — ничего не завидую, а завидую, что вздохнешь между живыми людьми. Прощай, Христос с тобой! ⟨— Прощайте, до свиданья. Бричка поскакала по грязи и камням, и в ушах князя Андрея опять затрещала пальба ружей и пушек.⟩
