страстной дружбой. У детей дело шло в том, что Наташа принесла с собой куклу, но без носа, называемую Мими, и тайно от всех под столом кормила ее.
Entreés, entremets,[1] соусы, холодные вины, пирожные шли в таком изобилии и порядке, что только одному немцу гувернеру не наскучило. Он соображал и запоминал, чтобы написать родным в Саксонию о том, на каком обеде он участвовал.
Однако спор, в который под конец вступил и Ш., разгорался всё более и более.
Спор о Наполеоне, о Тильзитском мире, о Эрфуртском свидании, о[2] достоинствах Бонапарта продолжался весь обед между Бергом и Шеншиным. Князь Василий отстал от спора, не находя его для себя приличным; тем более, что в последнее время в Петербурге все возгорелись энтузиазмом к Франции и Наполеону, и князь Василий, чуткой всегда на политические mot d'ordre,[3] теперь получив назначение в Петербург, называл Бонапарта уже императором Наполеоном и профессировал к нему высокое уважение.
Берг не спорил, но только служил пластроном и Шеншин, выпив другой стакан лафита и озлобленный тем, что князь Василий оставил его, был блестящ злостью и остроумием.
— Поручик артиллерии, — говорил он, — выбирает невест во всех европейских дворах и невесты прихорашиваются. — Князь Василий, не говоривший, счел долгом вступиться, полагая видеть намек.
— Нам трудно, не зная, судить о политических делах.
— Еще мало его любят у нас. И странно, как кого побьют, так делается его другом. От Фридланда мы так его полюбили, что уже не знали, как угостить. — Берг вступился за храбрость солдат под Фридландом. Шеншин продолжал: — особенно Пруссаки и Фридр[их] полюбили его нежно, чуть в воду не бросился, чтоб приехать на плот, спасибо казаки удержали. — Графиня делала знаки, замечая, что князю Василью не нравится. — Терпеть не могу, — отвечал[4] Шеншин соседу Борису, — этих франтов: покуда мы дрались, ругали Бонапартия, а теперь первый друг. Вот настоящие изменники. Я его потравлю. Нет, надо нас побить хорошенько, чтобы мы очень подружились, а то всё еще мало, и побьют.
— Послушайте, молодой человек, — сказал князь Василий, выведенный почти из себя, — надо знать прежде.
В это время вдруг через весь стол послышался голос Наташи, приподнявшейся и громко кричащей: maman! Головка ее вся
