Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 13.pdf/171

Эта страница не была вычитана

но он не знал, что не надо этого рассказывать. Такие люди, как Берг, всегда имеют успех этим наивным эгоизмом.

Шеншин перебил его: — а вы думаете, что Наполеон (Шеншин называл Наполеон, а не Бонапарт) вам даст исполнить все эти планы? Нет, батюшка, через год война и опять война.

— Отчего же вы думаете, кажется Эрфурт доказывает нам?

— Доказывает нам, что мы дети и любим в игрушки играть, больше ничего.

В это время вошел Аркадий, который замучил и княгиню Анну Алексеевну и которого она для своего спасенья привела в кабинет.

Граф усадил его с своей радушной лаской и тотчас же начал стравливать на ту же тему, обещая себе много удовольствия от беседы умника Шеншина, офицера, умного, ученого и только что приехавшего из заграницы.

— Вы как думаете: успокоит нас Эрфурт? — Берг был против Наполеона, Без[ухов] за, Шеншин против всего на свете.

Графиня вошла в комнату, молча посидела, послушала, наконец подошла к графу и шепнула ему, он вышел.

— Мне нужно денег, граф.

— Ах, сейчас, — заторопился он, доставая бумажник. Но денег было мало.

— Мне надо пятьсот рублей.

— Сейчас. Дмитрий Васильевич! — закричал граф. Пришел Дмитрий Васильевич, дворянин, занимавшийся делами графа. Граф передал ему требование и потом уже спросил зачем.

— После я тебе скажу.

Дмитрий Васильевич пожал плечами.

— Вы знаете, граф, что нет ничего еще вчера.

— Ну, достаньте, что такое, малость.

— Как вы говорите?

Дмитрий Васильевич сказал, что достанет и через час принес деньги. Он занял их у купца, которому ставили хлеб. Дела графа уже давно шли плохо, особенно благодаря Дмитрию Васильевичу, у которого дела шли хорошо, но граф это не хотел знать и не знал, и деньги были, и всегда были. Графиня, получив деньги, отозвала княгиню в детскую, где стояла брошенная невеста Мими на колышке с лайковым задом, откуда выгнала старуху няню, и отдала княгине.

— Это ничего так мало, но ради бога не откажите мне, — сказала она и сама заплакала. Княгиня тоже. Они стояли, обнявшись в слезах. Слезы были и о том, что графиня чувствовала, что она хорошо поступила, и о том, что они дошли до того, что им нужно заниматься деньгами, и о том, что молодость их прошла, но слезы были приятные, сладкие. Граф застал графиню в слезах.

— О чем вы, графиня? — спросил он. Она улыбнулась сквозь слезы. У него было такое доброе лицо. Княгиня сказала:

— Бог наградит тебя. — Граф был глуп, но в одну минуту понял, что спрашивать не нужно. Он сделался хитрецом,

168