И можешь себе представить: мы выходим к ужину; я смотрю, он изломал вдребезги у меня всё на столе, и сейчас же сказал. Я никогда не видал, чтоб он сказал неправду. Славный, славный мальчик! — повторил Николай, которому по душе не нравился Николинька, но которого ему всегда бы хотелось признавать славным.
— Всё не то, что мать, — сказала графиня Марья, — я чувствую, что не то, и меня это мучит. Чудесный мальчик; но я ужасно боюсь за него. Ему полезно будет общество.
— Чтò ж, ненадолго; нынче летом я отвезу его в Петербург, — сказал Николай.
— Да, Пьер всегда был и останется мечтателем, — продолжал он, возвращаясь к разговору в кабинете, который видимо взволновал его. — Ну какое дело мне до всего этого там, — что Аракчеев нехорош и всё, — какое мне до этого дело было, когда я женился и у меня долгов столько, что меня в яму сажают, и мать, которая этого не может видеть и понимать. А потом ты, дети, дела. Разве я для своего удовольствия с утра до вечера по делам и в конторе? Нет, я знаю, что я должен работать, чтоб успокоить мать, отплатить тебе, и детей не оставить такими нищими, каким я был.
Графине Марье хотелось сказать ему, что не о едином хлебе сыт будет человек, что он слишком много приписывает важности этим делам; но она знала, что этого говорить не нужно и бесполезно. Она только взяла его руку и поцеловала. Он принял этот жест жены за одобрение и подтверждение своих мыслей, и подумав несколько времени молча, вслух продолжал свои мысли.
— Ты знаешь, Мари, — сказал он, — нынче приехал Илья Митрофаныч (это был управляющий делами) из Тамбовской деревни и рассказывает, что за лес уже дают 80 тысяч. — И Николай с оживленным лицом стал рассказывать о возможности в весьма скором времени выкупить Отрадное. — Еще десять годков жизни, и я оставлю детям... в отличном положении.
Графиня Марья слушала мужа и понимала всё, чтò он говорил ей. Она знала, что когда он так думал вслух, он иногда спрашивал ее, чтò он сказал и сердился, когда замечал, что она думала о другом. Но она делала для этого большие усилия, потому что ее нисколько не интересовало то, чтò он говорил. Она сморела на него и не то — что думала о другом, а чувствовала о другом. Она чувствовала покорную, нежную любовь к этому
