разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбоме два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les ténèbres et la mélancolie.[1]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
|
Жюли сказала, что это прелестно.
— Il у a quelque chose de si ravissant dans le sourire de là mélancolie,[3] — сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
— C’est un rayon de lumière dans l’ombre, une nuance entre la douleur et le désespoir, qui montre la consolation possible.[4]
На это Борис написал ей стихи:
|
Жюли играла Борису на арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
- ↑ Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.
- ↑ Смерть спасительна и смерть спокойна; О! против страданий нет другого убежища.
- ↑ — Есть что-то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,
- ↑ — Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.
- ↑ Ядовитая пища слишком чувствительной души, Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно, Нежная меланхолия, о, приди меня утешить, Приди, утиши муки моего мрачного уединения И присоедини тайную сладость К этим слезам, которых я чувствую течение.