35 Съ двойникомъ мы сидимъ нераздѣльно, и онъ
Изъ стакана глотаетъ со мною.
Какъ онъ блѣденъ, бѣднякъ! Какъ онъ жалокъ и слабъ!
Какъ изсохъ! Только кожа да кости!
Онъ съ тоскливой насмѣшкой глядитъ мнѣ въ лицо
40 И меня раздражаетъ до злости.
Этотъ странный двойникъ увѣряетъ меня,
Будто съ нимъ составляемъ мы оба
Одного; будто этотъ одинъ — человѣкъ.
Недалеко стоящій отъ гроба;
45 Будто онъ не въ корчмѣ годесбергской сидитъ,
А въ далекомъ Парижѣ, печальный,
Изможденный тяжелой болѣзнью… Ты лжешь,
Лжешь безстыдно, бродяга нахальный!
Лжешь! Взгляни на меня; я и свѣжъ, и румянъ,
50 Какъ цвѣтущая роза; и знаю —
Много силы во мнѣ!.. Берегись разозлить!
Берегись — я обидъ не спускаю!
Онъ, плечами пожавъ, отвѣчалъ: «О, дуракъ!»
Тутъ я вспыхнулъ — и съ бѣшенымъ жаромъ
55 Принялся наносить своему двойнику
Безпощадно ударъ за ударомъ!
Только вещь непонятная: каждый ударъ,
Наносимый ему, ощущаю
Я на собственномъ тѣлѣ: чѣмъ больше я бью,
60 Тѣмъ сильнѣй самъ отъ боли страдаю!..
Въ этой дракѣ проклятой опять у меня
Пересохнуло горло… И снова
Я хочу закричать: «Эй, давайте вина!»
Но не въ силахъ промолвить ни слова…
65 Лихорадка трясетъ… Какъ въ бреду, слышу я
Все слова чепухи безтолковой:
«Двѣ припарки еще… и микстуру давать
Въ день три раза по ложкѣ столовой!»
Когда насосется ужъ до́сыта пьявка,
Насыпьте вы на́ спину соли — и вдругъ
