Сверху — миръ; дно — козни скрыло.
Рейнъ — возлюбленной портретъ:
И она глядитъ такъ мило,
Кротокъ такъ ея привѣть!
Сначала страдалъ я жестоко
И думалъ — не вынесть никакъ;
И все-таки — вынесъ… Но только
Меня ты не спрашивай — какъ?
Кипарисами, вязями розъ, золотой мишурой
Эту книжку я всю изукрасилъ бы щедрой рукой,
Какъ кладбищенскій памятникъ пѣсенъ моихъ,
И на вѣчный покой уложилъ бы я ихъ.
Если-бъ такъ же любовь схоронить въ этой книжкѣ я могъ!
На могилѣ любви расцвѣтаетъ покоя цвѣтокъ;
Полюбуются имъ и срываютъ потомъ…
Будетъ цвѣсть онъ и мнѣ — да на гробѣ моемъ!
Здѣсь однѣ лишь покоятся пѣсни мои, что́ порой,
Словно лава изъ Этны, гремучей и жгучей рѣкой,
Изъ душевной глуби вырывалися вдругъ,
Разсыпая лучистыя искры вокругъ.
А теперь — онѣмѣли, мертвы и какъ саванъ блѣдны,
Коченѣютъ онѣ, мои пѣсни, что́ трупъ холодны;
Но повѣетъ на пѣсни дыханьемъ любовь —
Къ прежней жизни онѣ просыпаются вновь.
И едва ихъ слезою участья любовь ороситъ,
Вновь предчувствіе робкое въ сердцѣ моемъ говоритъ,
Что воскреснутъ поблекшіе эти листы,
Если ручкой, въ чужбинѣ, коснешься ихъ ты.
И тогда-то разрушатся чары, тогда оживутъ
Эти блѣдныя буквы и путы свои разорвутъ,
И отрадно посмотрятся въ очи твой,
И зашепчутъ слова и тоски и любви…
