— 366 — •
' оплакивать со своимъ неуклюжимъ вѣроломствомъ мое непостоянство и - при этомъ опять хвалиться своей собственной твердостью характера, всегда неизмѣнной и зашитой въ толстѣйшую медвѣжью шкуру. Итакъ, противъ бѣднаго о§ге йе Коте, бѣдной римско-католической церкви, это опроверженіе отнюдь не направлено. Я уже давно отказался отъ всякихъ нападокъ на нее, и давно уже покоится въ ножнахъ мечъ, поднятый мной нѣкогда противъ нея въ интересахъ идеи, а не личной страсти. Да, въ этой войнѣ . я былъ какъ бы оШсіег йе іогіипе, который храбро сражается, но въ сердцѣ котораго послѣ битвы или схватки съ врагомъ не остается ни капли злобы ни противъ дѣла, за которое сражались, ни противъ его защитниковъ. О фанатической враждѣ къ римской церкви у меня не можетъ быть и рѣчи, такъ какъ мнѣ всегда недоставало той умственной ограниченности, котор^д необходима для такого рода нспріязни. Я слишкомъ хорошо знаю свой умственный ростъ, чтобы не понимать, что такому колоссу, какъ церковь св. Петра, мои самые яростныя нападенія не могли бы принести большого вреда; только скромнымъ работни-комъ могъ бы я быть при медленной ломкѣ ея плитъ, которая, разумѣется, будетъ продолжаться еще много лѣтъ. Я слишкомъ хорошо зналъ исторію, чтобы не понимать исполинской громадности этого гранитнаго зданія; называйте его, сколько хотите, Бастиліей духа, увѣряйте, сколько хотите, что его защищаютъ теперь одни инвалиды, не подлежишь, однако, сомнѣнію, что взять и эту Бастилію было бы не такъ-то легко и что еще много молодыхъ штурмовщиковъ сломятъ себѣ шею о ея стѣны. Какъ мыслитель, какъ метафизикъ, я воегда удивлялся послѣдова-тельности римско-католической догматики; при этомъ могу похвалиться, что никогда не пресхЬдовалъ остротами или насмѣшкой ни догматовъ, ни культа, и люди, называвшіе меня родственнымъ Вольтеру умомъ, оказывали мнѣ одновременно и слишкомъ большую честь, и слишкомъ большое безчестье. Я былъ всегда поэтомъ, и поэтому поэзія, цвѣ-тущая и пылающая въ символикѣ католическая догмата и культа, должна была открываться мнѣ гораздо глубже, чѣмъ другимъ людямъ, и нерѣдко во дни моей юности увлекала и меня эта поэзія своей безконечной прелестью, таинственно блаженною безпредѣльностью и приводящимъ въ трепетъ стремленіемъ къ смерти; и я когда-то
благого-вѣйно мечталъ о благодатной Царицѣ Небесной, облекалъ