— 358 —
для блага міра; а по этому можно будетъ судить, насколько онъ усилилъ мою симпатію къ нему.
Прежде, когда философія имѣла для меня первенствующій интересъ, я цѣнилъ протестантизмъ только за то, что онъ завоевалъ себѣ свободу мысли, ибо вѣдь она—та почва, на которой впослѣдствіи могли дѣйствовать Лейбницъ, Кантъ и Гегель. Лютеръ, этотъ могучій человѣкъ съ топоромъ въ рукѣ, долженъ былъ пройти впереди этихъ воиновъ и прорубить имъ дорогу. Въ этомъ смыслѣ я на реформацію смотрѣлъ, какъ на начало нѣмецкой философіи, и этимъ оправдывалъ то увлеченіе, съ какимъ я ратовалъ за протестантизмъ. Теперь, въ болѣе зрѣлые годы, когда во мнѣ снова съ преобладающей силой заволновалось религіозноѳ чувство, и когда потерпѣвшій крушеніе метафизикъ крѣпко ухватился за Библію—теперь я особенно цѣню въ проте-стантизмѣ ту заслугу, что онъ открылъ, и распространилъ эту священную книгу. Я говорю «открылъ», потому что евреи, спасшіе ее изъ великаго пожара второго храма и въ из-гнаніи носившіе ее всюду съ собой, какъ переносное отечество, въ продолженіе всѣхъ среднихъ вѣковъ тщательно прятали это сокровище въ своемъ гетто, куда нѣмецкіе ученые, предшественники и иниціаторы реформаціи, прокрадывались, чтобы выучиться еврейскому языку и такимъ образомъ добыть ключъ къ шкатулкѣ, въ которой хранилось сокровище. Такимъ ученымъ былъ славный Рейхлинъ, и враги его, Гохстраатены и К0 въ Кельнѣ, которыхъ принято представлять тупоумными обскурантами, не были вовсе такими глупыми простаками, а напротивъ, были дальновидными инквизиторами, предвидѣвшими тѣ бѣдствія, какія принесетъ католической церкви знакомство съ священнымъ писаніемъ; отсюда ихъ ревностное преслѣдованіе .всѣхъ еврейскихъ сочиненій, которыя они совѣтовали сжечь всѣ безъ исключенія, въ то же время стараясь истребить толкователей этихъ священныхъ писаній, евреевъ, натравлива-ніемъ на нихъ черни. Теперь, когда причины этихъ проис-шествій разоблачены, мы видимъ, что въ сущности всѣ были правы. Кельнскіе обскуранты думали, что душевному спасенію міра грозить опасность, и всякія средства, даже ложь и убійство, казались имъ дозволенными, въ особенности по отношенію къ евреямъ. Бѣдный низшій классъ народа, дѣти наслѣдственной нищеты, ненавидѣлъ евреевъ уже за накопленный ими богатства, и то, чтб нынѣ
пазывается ненавистью пролетаріевъ къ богатымъ вообще, на-