— 259 —
не почерпнулъ, подобно нѣмецкому художнику, изъ глубины своего духа. Нѣмецкій живописедъ голову верблюда изобрази лъ бы, можетъ-быть, въ такой формѣ, которая имѣла бы разумное, допотопное, даже ветхозавѣтное выраженіе. Но франдузъ нарисовалъ только какъ есть верблюда, ка-кимъ его создалъ Богъ, верблюда нисколько не мудренаго, въ которомъ нѣтъ ни одного символическая волоса и который, вытянувъ голову изъ-за плеча Іуды, съ полнѣйшимъ равнодушіемъ смотритъ на неприличную сдѣлку. Это равно-душіе, этотъ индеферентизмъ составляетъ основную черту картины, о • которой здѣсь идетъ рѣчь, и въ этомъ отно-шеніи она тоже носить на себѣ печать нашего періода. Живописедъ не мокалъ своей кисти ни въ разъѣдающее озлобленіе сатиры Вольтера, ни въ наполненные грязью распутства горшки Парни и компаніи; имъ не руководить ни полемика, ни безнравственность; Библія для него то же, что и всякая другая книга; онъ смотритъ на нее съ полною терпимостью, у него нѣтъ больше никакихъ предубѣжденій противъ этой книги, онъ находить ее даже прекрасной и занимательной и считаетъ возможнымъ заимствовать изъ нея свои сюжеты. Съ этой точки зрѣнія онъ рисовалъ прожде Юдиѳь, 'Ревекку у колодца, Авраама и Агарь, и теперь нарисовалъ также Іуду и Тамару—превосходную картину, которая, благодаря мѣстному воззрѣнію автора на сюжетъ, была бы очень умѣстна, какъ запрестольный образъ, въ парижской новой церкви Коіге Бате йе ЬогеЫе, въ кварталѣ йе ЬогеЪІея.
Ораса Берне всѣ признаютъ величайшимъ живописцемъ Франціи, и я не стану противорѣчить этому мнѣнію. Во всякомъ случаѣ, онъ національцѣйшій между французскими живописцами и превосходить ихъ всѣхъ плодотворною работоспособностью, демоническимъ размахомъ кисти, вѣчно цвѣтущимъ самообновленіемъ его творческой силы. Рисо-ваніе врождено ему, какъ шелковичному червю пряденье, какъ птицѣ пѣнье, и его произведенія представляются результатами необходимости. Никакого стиля, но все натура. Плодовитость, граничащая со смѣшнымъ. На одной кари-катурѣ Ораоъ Берне представленъ Ѣдущимъ на высокомъ конѣ, съ кистью въ рукѣ, передъ растянутымъ на громадную длину холстомъ, и рисующимъ, галопируя; какъ только онъ доскакалъ до конца холста, картина его тоже оказывается готовою. Какое множество колоссальныхъ, батальныхъ картинъ доставилъ онъ въ самое послѣднее время для
17*