Такъ Сатана — изъ хищниковъ первѣйшій —
Въ небесную овчарню ворвался,
И такъ позднѣй въ Господень храмъ священный
Развратные вторгались торгаши.
На дерево, по серединѣ Рая
Стоявшее и бывшее всѣхъ выше,
Которое звалося Древомъ Жизни,
Взмахнувъ крыломъ, взлетаетъ Сатана
И, ворона морского видъ принявъ,
Садится тамъ, но истинная жизнь
Ему чужда: на Древѣ Жизни сидя,
Онъ думаетъ о смерти для живущихъ.
И дерево, которое залогомъ
Безсмертія могло-бы послужить,
Лишь для того пріютомъ онъ избралъ,
Чтобъ далѣе обозрѣвать окрестность.
Какъ вѣрно то, что, исключая Бога,
Никто цѣнить достойно не умѣетъ
Великихъ благъ и извращаетъ ихъ!
И съ новымъ изумленіемъ взираетъ
Отверженникъ на все, что сотворилъ
Всевышній здѣсь для блага человѣка,
На всѣ богатства дивныя Природы,
Что въ уголкѣ ея заключены:
Здѣсь на землѣ онъ снова видитъ Небо.
Блаженный Рай съ восточной стороны
Эдема былъ Всевышнимъ насажденъ.
Эдемская страна распространялась
Отъ Гаурана до надменныхъ башенъ
Селевкіи, владыками Эллады
Построенныхъ. Въ саду своемъ роскошномъ
Онъ почвѣ плодородной повелѣлъ
Произрастить древесныя породы,
Пріятныя для вкуса, обонянья
И зрѣнія. Отъ золотыхъ плодовъ
Ростущаго межъ ними Древа Жизни
Амврозіи лилось благоуханье.
А рядомъ съ нимъ стояла наша смерть —
Познанія таинственное Древо,
Познанія Добра, что мы купили
Такъ дорого — цѣной познанья Зла.
Широкая рѣка черезъ Эдемъ
Текла на югъ, скрываяся въ горѣ,
Которая являлась черноземомъ
Въ саду Творца. Тамъ всасываетъ нѣжно
Въ себя земля прозрачную струю,
И та струя наружу пробивалась
Десятками журчащихъ ручейковъ;
Они, въ одинъ сливаяся потокъ,
Катились внизъ, рѣкѣ большой навстрѣчу,
Которая дѣлилась на четыре
Главнѣйшіе потока. Воды ихъ
Не мало странъ великихъ орошали
И славныхъ царствъ, которыя не стану
Перечислять. Я лучше опишу,
Когда оно доступно для искусства,
Какъ изъ воды сафировой ключа
Прозрачные бѣжали ручейки
И по песку струились золотому
И жемчугамъ Востока, подъ навѣсомъ
Густыхъ вѣтвей, нектарными струями
Растенія питая и цвѣты,
Достойные Эдема. Не искусство
Куртинами здѣсь разсадило ихъ,
Но щедрая природа разбросала
Ихъ по холмамъ, долинамъ и лугамъ.
Какъ дивно былъ прекрасенъ этотъ видъ,
Гдѣ чудныя смѣнялися картины
Одна — другой! Межъ рощами виднѣлись
Цвѣтущія поляны, на которыхъ
Паслись стада. Тамъ высились холмы,
Увѣнчанные пальмами, а здѣсь —
Коверъ долинъ, усѣянныхъ цвѣтами.
Со стороны другой виднѣлись гроты,
Обвитые лозою виноградной,
Манившіе къ себѣ прохладной сѣнью.
Межъ нихъ повсюду звонкія струи
Со склоновъ горъ сбѣгали ручейками
Иль свѣтлыми озерами сливались,
Въ чье зеркало глядѣлись берега,
Украшенные миртами. Звенѣли
Здѣсь въ воздухѣ пернатыхъ пѣснопѣнья,
И вѣтерки весенніе шумѣли
Среди листвы, а съ Граціями въ пляскѣ
И съ Горами, межъ тѣмъ, всемірный Панъ
Велъ за собою вѣчную весну.
Съ той прелестью сравниться не могли
Ни дивная Эннейская долина,
Гдѣ сумрачнымъ Плутономъ Прозерпина,
Сбиравшая цвѣты, сама цвѣтокъ
Прекраснѣйшій, похищена была,
Ни тихая дубрава юной Дафны
На берегу Оронта, ни волшебный
Кастальскій ключъ, источникъ вдохновенья,
Ни островъ тотъ, гдѣ нрестарѣлыи Хамъ,
Кого зовутъ Юпитеромъ Ливійцы,
Отъ Реи скрылъ когда-то Амалтею
И юношу цвѣтущаго, который
Былъ сыномъ ей и назывался Вакхомъ.
Высокая Амгарская гора,
Гдѣ царское потомство обитало
И многими считавшаяся Раемъ,
Ему въ красѣ далеко уступала.
Но адскій Духъ взиралъ безъ наслажденья
На все, что здѣсь его ласкало взоръ,
И на живыхъ диковинныхъ существъ.
Два существа превосходили прочихъ
Красой своей и совершенствомъ формъ,
Какъ у боговъ — прямымъ и стройнымъ станомъ.
Достоинствомъ облечены врожденнымъ
И наготой, исполненной величья —
Владыками надъ всѣмъ они казались,
Достойными подобнаго господства.
Великаго Творца небесный образъ
Въ божественномъ ихъ взорѣ отражался.
Различными ихъ назначенья были
И самый полъ. Въ мужчинѣ воплотились
Живая мысль и сила, а въ женѣ —
Чарующая нѣжность съ красотою.
Для Господа онъ созданъ былъ, она —
Для Бога-же, но въ мужѣ лишь своемъ.
Высокое прекрасное чело
И властный взоръ мужчины выражали
Величіе. Надъ всѣми господиномъ
Казался онъ. Подобно гіацинту,
Так Сатана — из хищников первейший —
В небесную овчарню ворвался,
И так поздней в Господень храм священный
Развратные вторгались торгаши.
На дерево, по середине Рая
Стоявшее и бывшее всех выше,
Которое звалося Древом Жизни,
Взмахнув крылом, взлетает Сатана
И, ворона морского вид приняв,
Садится там, но истинная жизнь
Ему чужда: на Древе Жизни сидя,
Он думает о смерти для живущих.
И дерево, которое залогом
Бессмертия могло бы послужить,
Лишь для того приютом он избрал,
Чтоб далее обозревать окрестность.
Как верно то, что, исключая Бога,
Никто ценить достойно не умеет
Великих благ и извращает их!
И с новым изумлением взирает
Отверженник на все, что сотворил
Всевышний здесь для блага человека,
На все богатства дивные Природы,
Что в уголке её заключены:
Здесь на земле он снова видит Небо.
Блаженный Рай с восточной стороны
Эдема был Всевышним насажден.
Эдемская страна распространялась
От Гаурана до надменных башен
Селевкии, владыками Эллады
Построенных. В саду своем роскошном
Он почве плодородной повелел
Произрастить древесные породы,
Приятные для вкуса, обонянья
И зрения. От золотых плодов
Растущего меж ними Древа Жизни
Амврозии лилось благоуханье.
А рядом с ним стояла наша смерть —
Познания таинственное Древо,
Познания Добра, что мы купили
Так дорого — ценой познанья Зла.
Широкая река через Эдем
Текла на юг, скрываяся в горе,
Которая являлась черноземом
В саду Творца. Там всасывает нежно
В себя земля прозрачную струю,
И та струя наружу пробивалась
Десятками журчащих ручейков;
Они, в один сливаяся поток,
Катились вниз, реке большой навстречу,
Которая делилась на четыре
Главнейшие потока. Воды их
Не мало стран великих орошали
И славных царств, которые не стану
Перечислять. Я лучше опишу,
Когда оно доступно для искусства,
Как из воды сафировой ключа
Прозрачные бежали ручейки
И по песку струились золотому
И жемчугам Востока, под навесом
Густых ветвей, нектарными струями
Растения питая и цветы,
Достойные Эдема. Не искусство
Куртинами здесь рассадило их,
Но щедрая природа разбросала
Их по холмам, долинам и лугам.
Как дивно был прекрасен этот вид,
Где чудные сменялися картины
Одна — другой! Меж рощами виднелись
Цветущие поляны, на которых
Паслись стада. Там высились холмы,
Увенчанные пальмами, а здесь —
Ковер долин, усеянных цветами.
Со стороны другой виднелись гроты,
Обвитые лозою виноградной,
Манившие к себе прохладной сенью.
Меж них повсюду звонкие струи
Со склонов гор сбегали ручейками
Иль светлыми озерами сливались,
В чье зеркало гляделись берега,
Украшенные миртами. Звенели
Здесь в воздухе пернатых песнопенья,
И ветерки весенние шумели
Среди листвы, а с Грациями в пляске
И с Горами, меж тем, всемирный Пан
Вел за собою вечную весну.
С той прелестью сравниться не могли
Ни дивная Эннейская долина,
Где сумрачным Плутоном Прозерпина,
Сбиравшая цветы, сама цветок
Прекраснейший, похищена была,
Ни тихая дубрава юной Дафны
На берегу Оронта, ни волшебный
Кастальский ключ, источник вдохновенья,
Ни остров тот, где престарелый Хам,
Кого зовут Юпитером Ливийцы,
От Реи скрыл когда-то Амалтею
И юношу цветущего, который
Был сыном ей и назывался Вакхом.
Высокая Амгарская гора,
Где царское потомство обитало
И многими считавшаяся Раем,
Ему в красе далеко уступала.
Но адский Дух взирал без наслажденья
На все, что здесь его ласкало взор,
И на живых диковинных существ.
Два существа превосходили прочих
Красой своей и совершенством форм,
Как у богов — прямым и стройным станом.
Достоинством облечены врожденным
И наготой, исполненной величья —
Владыками над всем они казались,
Достойными подобного господства.
Великого Творца небесный образ
В божественном их взоре отражался.
Различными их назначенья были
И самый пол. В мужчине воплотились
Живая мысль и сила, а в жене —
Чарующая нежность с красотою.
Для Господа он создан был, она —
Для Бога же, но в муже лишь своем.
Высокое прекрасное чело
И властный взор мужчины выражали
Величие. Над всеми господином
Казался он. Подобно гиацинту,
