разбирали всю жизнь и дѣла того, которому, посреди необьятныхъ своихъ земель и сотни покорныхъ Вассаловъ и въ мысль не приходило, есть ли гдѣ въ мірѣ власть выше его. И если эти подземные судьи разъ произносили обвиняющее слово — все кончено. Напрасно Властитель грозою могущества своего затрудняетъ къ себѣ приближеніе, напрасно его золото залѣпляетъ уста и заставляетъ всѣхъ прославлять его — неумолимый кинжалъ настигаетъ его на концѣ міра, крадется мимо пышной толпы и разитъ его изъ-за плеча друга. — Несоставляетъ ли это чудесности почти сказочной? Только тамъ такъ неотразимо, такъ сверхъестественно, такъ неправильно дѣйствуетъ человѣкъ, оторванный отъ общества, лишенный покрова законной власти, не знаюшій что такое слово: невозможность.
А самый образъ занятій, царствовавшій въ срединѣ и концѣ Среднихъ Вѣковъ — это всеобщее устремленіе всѣхъ къ чудесной Наукѣ, это желаніе выпытать и узнать таинственную силу въ Природѣ, эта алчность, съ какою всѣ ударились въ волшебство и чародѣйственныя Науки, на которыхъ ясно кипитъ признакъ Европейскаго любопытства, безъ котораго Науки ни-
