— 237 —
делью; не взглянули на него отошедши на извѣстное разстояніе, но смотрѣли вблизи. Куполъ сдѣлался ничтожнымъ, малымъ. Видя его пустынность и одиночество на верху зданія, прибавили къ нему нѣсколько другихъ, возвысили для этого надъ ними башни — и куполы стали походить на грибы. И куполъ это лучшее прелестнѣйшее твореніе вкуса, сладострастный, воздушно-выпуклый, который долженъ былъ обнять все строеніе и роскошно отдыхать на всей его массѣ бѣлою, облачною своей поверхностью, исчезъ совершенно. Я люблю куполъ, тотъ прекрасный, огромный, легко-выпуклый, куполъ который возродилъ роскошный вкусъ Грековъ въ Александрійскій вѣкъ и позже, въ вѣкъ наслажденный и эгоизма, вѣкъ утонченнаго раздробленія жизни, вѣкъ Антологіи легкой, душистой, дышащей сладострастіемъ, лѣнью и роскошью, когда каждый принадлежалъ себѣ, жилъ для себя а не для общества, когда на великолѣпныхъ роскошныхъ баняхъ, вездѣ былъ видѣнъ этотъ смѣло выпуклый какъ небесный сводъ куполъ. Ничто не можетъ такъ сладострастно, такъ плѣнительно украсить Массу
