Литовская легенда объ основаніи города Вильно.
Однаждый литовскій князь Ягайло охотился и, окруженный своею свитою, остановился и любовался видомъ мѣстноси при впаденіи Виліи въ рѣку Вилейку.
— Я хочу заложить здѣсь городъ, сказалъ князь, — но желалъ бы знать, хорошъ и счастливъ ли удетъ онъ на этомъ мѣстѣ?
Спросили жрецовъ, и они объявили волю боговъ.
— Городъ будетъ и славенъ, и счастливъ, — сказали жрецы, — если городская стѣна заложена будетъ на мальчикѣ, единсвеномъ сынѣ, зарытомъ въ заживо и пожертвованномъ для этой цѣли самою матерью добровольно.
— Хорошо, — сказалъ князь Ягайло, — сдѣлать кличъ по всему Литовскому княжеству.
Прошло много времени въ напрасныхъ поискахъ такой матери. Наконецъ, гдѣ-то, на краю княжества, нашлась женщина, которая рѣшилсь, для такой великой цѣли, исполнить волю боговъ и пожертвовать своего единственнаго сына, десятилѣтняго отрока. Было назначено празднество въ день закладки города: собрались знатнѣйшія лица княжества и множество народа; жрецы привели мальчика, убраннаго цвѣтами. И вотъ, въ ту минуту, когда должны были принести его въ жертву богамъ, мальчикъ обратился къ князю съ слѣдующими словами:
— Князь, я не вѣрю, чтобы это была воля боговъ.
Мальчикъ былъ уменъ не по лѣтамъ.
— Какъ не вѣришь, вѣдь волю боговъ объявили жрецы — возразилъ Ягайло.
— Жрецы не поняли воли боговъ, — утвердительно сказалъ мальчикъ. — Позволь мнѣ, князь, предложить жрецамъ три вопроса; если они разрѣшать ихъ, тогда я увѣрую, и… да совершится воля боговъ!
Князь согласился, и мальчикъ предложилъ слѣдующіе вопросы: что легче всего на свѣтѣ, что слаще всего на свѣтѣ и что тверже всего на свѣтѣ?
Жрецы подумали, потолковали и, накоенцъ, отвѣтили:
— Легче всего на свѣтѣ — пухъ, слаще — медъ, а тверже всего на свѣтѣ — камень.
И жрецы съ торжествомъ и самодовольнымъ видомъ посмотрѣли на окружающихъ. Мальчикъ стоялъ, понуря голову. Присутствующіе удивлялись и вопросамъ мальчика, и мудрости жрецовъ. Всѣ, конечно, считали дѣтскіе воросы рѣшенными. Наступило молчаніе.
—Ну, что же, такъ? — спросилъ князь мальчика.
— Нѣтъ, — отвѣчалъ мальчикъ, — жрецы моихъ вопросовъ не поняли
