Тогда я говорю:
— Нѣтъ, я не Усовскій, но ежели вы меня не узнате, или не хотите узнать, то извините, что я васъ обезпокоилъ.
И отхожу.
Фридрихсъ хватаетъ меня за руку и говоритъ:
— Позвольте, я хочу теперь непремѣнно узнать. Вы удивительно похожи на одного офицера генеральнаго штаба, на Кузмина, но я оффиціально знаю, что онъ разстрѣлянъ.
— А я знаю въ генеральномъ штаѣ одного только Кузмина, который теперь держитъ васъ за руку, и другаго Кузмина по сіе время въ генеральномъ штабѣ не было и нѣтъ.
Послѣ того долго безъ улыбки мы не могли встрѣчаться съ Фридрихсомъ.
Всѣ эти сплетни, выдумки и проч. и проч. могли имѣть мѣсто въ то время, когда о дѣлѣ ничего не было извѣстно; даже для членовъ коммиссіи многое могла быть неразъясненнымъ. Но разсазъ, что я предназначался въ военные министры, продолжалъ возобновляться при каждомъ возможномъ и невозможномъ случаѣ.
Послѣ признанія меня невиннымъ цѣлою коммиссіею, меня подвергли особому политическому надзору, такъ что разъ забрался ко мнѣ въ квартиру (въ домѣ Котомина у Полицескаго моста) агентъ Павелъ Ѳедоровичъ Миллеръ и началъ разспрашивать кухарку о моемъ житьѣ-бытьѣ: кто у меня бываетъ, мого ли у меня денегъ, откуда я получаю деньги и т. п.; кухарка мнѣ разсказала, и я на другой же день заявилъ объ этомъ Бергу, бывшему тогда генералъ-квартирмейстеромъ главнаго штаба, и просилъ его сношенія съ кѣмъ слѣдуетъ для огражденія меня отъ такихъ визитовъ; кромѣ того, я поѣхалъ къ полковнику Полю (пріятелю Циммермана) и сказалъ ему, что въ его отдѣленіи дѣлаются набѣги на квартиры людей, какъ вышеназванный Миллеръ, пользующійся, безъ всякой двусмысленности, дурною репутаціею, то ежели Миллера или кого подобнаго я застану въ квартирѣ или онъ сунется при мнѣ въ моюю квартиру, то прошу рапоряженія, чтобы, по моему заявленію, мнѣ оказали изъ ближайшей будки содѣйствіе къ задержанію, а то, чего добраго, въ видѣ самообороны, придется, пожалуй, распорядиться и самому, что можетъ отозваться нѣкоторымъ неудобствомъ для непрошеннаго посѣтителя. Поль завѣрялъ, что никакиъ рапоряженій о выспрашиваніи прислуги имъ дѣлаемо не было, и что это просо мошенники.
Но припомню, что бесѣду свою съ Полемъ я началъ заявленіемъ, что я штабсъ-капитанъ Кузминъ, тотъ самый, который по дѣлу Петрашевскаго сидѣлъ въ крѣпости. — На, но вы оправданы, — говоритъ Поль.
