тотъ навязался, такъ сказать, ко мнѣ на вечеръ 16-го апрѣля, извиняется, что не знатеъ, кто онъ таокй, и Антонелли имѣетъ нахальство назвать свою фамилію, напомнивъ, что былъ въ его Квартирѣ. Бѣлецкаго это взорвало, и онъ высказываетъ:
— Какъ! вы, гнусный, подлый человѣкъ, осмѣливаетесь подходить ко мнѣ, — прочь, негодя!
Ударилъ ли Бѣлецкій шпіона или нѣтъ,не знаю; жаль, ежели не ударилъ, потому что, по жалобѣ Антонелли, Бѣлецкаго сославли въ Вологду на подножный кормъ, и онъ долженъ былъ прожить тамъ до весны 1853 года, когда ему позволили возвратиться въ Петербургъ.
Затѣмъ мнѣ осталось сдѣлать еще одинъ благодарственный визитъ — это къ князю Долгорукому, тогда товарищу военаго министра, которымъ онъ и сдѣланъ вскорѣ. Отъ этого визита нельзя было отступиться, какъ отъ визита Гарагрину, потому что «начальство», и мнѣ хотѣлось узнать, на какихъ условіяхъ я возвращенъ въ генеральный штабъ, хотя, частнымъ образомъ, мнѣ это было извѣстно (въ то нелѣпое время формулярные списки считались канцелярскою тайною). Послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ поѣздокъ, наконецъ, успѣлъ я добиться, что Долгорукій меня принялъ въ канцелярши воеаго министерства. Въ то же вермя являлся къ Долгорукому какой-то старый высокій коммиссаріасткій полковникъ съ докладомъ о ремешкахъ, пряжкахъ и проч., остававшихся по расформированіи какихъ-то частей послѣ венгерской кампаніи. Князь Долгорукій не имѣлъ настолько служебнаго смысла, чтобъ обратиться сперва къ старому полковнику, и началъ было бесѣду со мной, но я, не припомню теперь, какимъ мимическимъ пріемомъ уклонился отъ бесѣды, и Долгорукій, выслушавъ докладъ о ремешкахъ, взявъ меня за руку, отвелъ къ окну и началъ что-то покровительственное проповѣдывать. Я на это и говорю, что я отчасти радъ, что попался въ эту исторію. Долгорукій на это:
— Чему же тутъ радоваться?
— А тому, ваше сіятельство, что по доносу я могъ подвегнуться заключенію и въ одиночку, тогда могли бы меня въ кулекъ, да и въ воду, а попавшись въ эту исторію, я былъ включенъ въ списокъ, по которому требовалась отчетность, кто куда дѣвался, тѣмъ болѣе, что дѣло было поручено особой коммиссіи, которая хотя сколько-нибудь могла придержаться справедливости.
— Да, комиссія отнеслась къ дѣлу добросовѣстно.
— Жаль, ваше сіятельство, что не всѣхъ еще выпустили, мнѣ кажется, что всѣ они столько же невинны, какъ и тѣ, которые выпущены.
