я ему и отвѣтилъ: можетъ быть, ваше превосходительство считаете себя въ правѣ такъ называть Петрашевскаго на основаніи данныхъ, добытыхъ слѣдствіемъ, но я привыкъ знать Петрашевскаго, какъ человѣка умнаго, образованнаго, расположеннаго къ добру и много дѣлавшаго добра, и теперь не имѣю причинъ перемѣнить свое мнѣніе о немъ.
— Помилуйте, — это былъ просто начитанный дуракъ.
— Я не ставлю своего мнѣнія авторитетомъ для другихъ, но полагаю, что человѣкъ, который кончилъ курсъ въ лицеѣ и выдержалъ экзаменъ на кандидата въ университетѣ, дуракомъ быть не можетъ.
Дубельтъ, видя. что и полугодове заключеніе не сдѣлало меня подлецомъ, перемѣнилъ тему бесѣды и говоритъ:
— Прошу васъ, капитанъ, во всѣхъ случаяхъ жизни, ежели вамъ нужна будетъ въ чемъ-нибудь поддрежка, обращайтесь ко мнѣ, за особенное удовольствіе почту быть вамъ полезнымъ.
— Покорнѣйше благодарю, ваше превосходительство, но я постараюсь не утруждать васъ моими просьбами.
И Богъ миловалъ, болѣе я не имѣлъ объясненій съ нимъ.
Затѣмъ меня провели, кажется, въ 1-ю экспедицію этой тайной канцеляріи за полученіемъ свидѣтельства на выдачу мнѣ вещей.
Пока какой-то чиновнкъ писалъ мнѣ свидѣтельство на право полученія моихъ вещей, я, прохаживаясь изъ уга въ уголъ по комнатѣ, успѣлъ прочитать слѣдующую надпись на одномъ дѣлѣ: «Дѣло по доносу губернскаго секретаря Ѳедоровича о преступныхъ разговорахъ»… затѣмъ слѣдуетъ поименованіе нѣсколькихъ фамилій, изъ которыхъ я въ настоящее время припоминаю нѣкоего Жеребцова, дѣвицы Фридебургъ и какого-то кзендза. Безъ сомнѣнія, я не замедлилъ сообщить моимъ знакомымъ вычитанный мною заголовокъ дѣла, главное — въ тѣхъ видахъ, что не окажется ли милый губернскій секретарь Ѳкдоровичъ, занимающійся доносами о преступныхъ разговорахъ, въ числѣ людей, принимамыхъ или встрѣчаемыхъ кѣмъ-либо изъ моихъ знакомыхъ.
Пріѣхавъ за своими вещами въ крѣпость и получивъ сполна деньги и вещи, не помню, заходилъ ли я къ Набокову благодарить; вѣроятно, заходилъ, но только визитъ этотъ не оставилъ никакого по себѣ впечатлѣнія, да ине могъ оставить.
Изъ прочихъ членовъ внушалъ нѣкоторую симпатію князь Павелъ Павловичъ Гагаринъ, какъ наиболѣе дѣльный и вовсе не «солдатъ», какъ были другіе. — Выраженіе это употреблено мной въ томъ смыслѣ, что Ростовцевъ, Дубельтъ и Долгорукій, какъ военные генералы, воспитанные въ дисциплинѣ, отрѣшающейся отъ всякаго разсужденія о предметахъ, на которые не было непосредственнаго указані въ особомъ предписаніи, въ особенности этотъ догматъ считали они обязательнымъ
