питателей того времени на дѣло воспитанія. Если мы даже примемъ въ соображеніе и то, что въ описываемое мною время, повсюду въ Россіи господствовала жестокость, но, имѣя въвиду, что въ корпусахъ воспитывались дѣти по большей части интеллигетныя, изъ среды дворянской, случай съ Тетюцкинымъ и для того времени покажется возмутительнымъ и доказывающимъ полнѣйшую грубость и невѣжество тогдашняго состава воспитателей нашего корпуса. Случай этотъ съ Тетюцкинымъ я разскажу такъ, какъ я слышалъ отъ товарищей. Онъ былъ до моего поступленія въ корпусъ, впрочемъ, не задолго. Тетюцкинъ былъ во 2-й Мушкетерской ротѣ. Ко командовалъ въ то время этой ротой, я въ настоящее время припомнить не могу. Былъ ли Тетюцкинъ шалунъ, или плохо учился, я также не знаю, но, какъ разсказывали товарищи, а впослѣдствіи я слышалъ и отъ дядьки Бабулы, которому лгать не было никакой надобнсоти, — это былъ мальчикъ нервный и, по характеру, очень добрый, но въ то же время, всегда молчаливый и мрачный. Ротный командиръ, съ перваго же дня поступленія въ корпусъ, за что-то не взлюбилъ его и, вслѣдствіе этого, сѣкли Тетюцкина каждый почти день и за дурныя отмнтки, и за всякія, самыя невинныя, шалости, и въ концѣ концовъ, дошли до того, что пороли его оп два раза въ день. На тѣлѣ мальчика образовались никогда не заживавшіе струпья и раны. Въ злополучный день Тетюцкинъ получилъ письмо отъ отца, съ Дону (отецъ его былъ донскимъ казакомъ Качалинской станицы), и извѣщающее его о смерти матери. Печальное это извѣстіе такъ поразило нервнаго мальчика, что онъ, не выходя изъ цейхгауза, перочиннымъ ножикомъ перерѣзалъ себѣ сонную артерію и, спустя нѣсколько часовъ, скончался. Было ли это все такъ, какъ мнѣ разсказывали — не утверждаю, но фактъ самубійства Тетюцкина подъ розгами достовѣренъ, онъ надѣлалъ немало шуму и хлопотъ нашему корпусному начальству. Назначено было слѣдствіе подъ наблюденіемъ генералъ-лейтенанта Шлипенбаха, пріѣзжалъ и самъ Я. И. Ростовцевъ, но въ концѣ концовъ дѣло замяли, и для ротнаго командира, главнаго виновника смерти Тетюцкина, оно окончилось безъ всякихъ послѣдствій. По истинѣ, жестокія были времена! Впрочемъ, можно ли удивляться, что дѣло о самоубійствѣ Тетюцкина положено было подъ сукно, когда такіе даже люди, какъ митрополитъ Филаретъ, лучшій человѣкъ того времени, являлся рѣшительнымъ заступникомъ плетей, розогъ и шпицрутннъ и, даже много позже, графъ Панинъ, бывшій минстръ юстиціи въ царстованіе императора Александра II, представитель мирнаго гражданскго суда, во время постановки вопроса объ отмѣнѣ у насъ тѣлесныхъ наказаній, не согласился на отмѣну.
