сти, въ Алексадрино, какой-то повѣренный по откупу, котораго фамилію я позабылъ. Надобно сказать, что Каленовъ никогда не игралъ въ карты, по крайней мѣрѣ, никто не видалъ его играющимъ. Въ настоящемъ случаѣ, я не знаю, самъ ли повѣренный предложилъ Каленову играть въ штоссъ, или игра составилась какъ-нибудь случайно, но только онъ началъ метать, а повѣренный ставилъ карты. Ставилъ карты онъ довольно оригинально: отобравъ изъ колоды цѣлую масть, каждую талію онъ ставилъ всѣ тринадцать картъ, назначая на каждую особый кушъ по фантазіи. Короля, напримѣръ, онъ ставилъ въ 200 руб. очко, двойку въ 1.000 рублей и такъ далѣе, а, кромѣ этого, кажду талію онъ ставилъ тысячу рублей мазу — первой картѣ. «Вижу я, — разсказывалъ покойный Каленовъ, — что совсѣмъ дуракъ: какъ только вскрою талію — такъ и пишу за нимъ тысячу рублей. Подумалъ сначала, что не совсѣмъ честно играть съ нимъ, но успокоилъ себя тѣмъ, что, вѣдь, онъ и кому-нибудь другому такъ же проиграетъ, такъ ужъ пусть лучше достанется мнѣ». Кончилось дѣло тѣмъ, что въ одну ночь повѣренный этотъ проигралъ восемнадцать тысячъ, и Каленовъ вытолкалъ его въ шею. Вѣроятно, именно эти деньги долгое время были для Каленова оборотнымъ капиталомъ, дававшимъ ему возможность, какъ говорится, пускать пыль въ глаза.
Долгое время выворачивался Каленовъ, но, какъ говоритъ пословица, повадился кувшинъ по воду ходдить, тамъ ему и голову сломить. Случилось ему, однажды, ѣхать вмѣстѣ съ сестрою его, г-жею Соловцовою, куда-то въ нѣскоькихъ экипажахъ. Передній экипажъ, которымъ правилъ кучеръ Соловцовой, по его оплошности, какъ-то опрокинулъ экипажъ, и Каленовъ тутъ же, на мѣстѣ преступленія, учинилъ судъ и расправу, но, такъ какъ розогъ подъ рукою не случилось, то кучреъ былъ высѣченъ ременными кнутами. Отъ этого или отъ чего другаго, но только кучеръ этотъ чрезъ нѣсколько времени отдалъ душу Богу. Загорѣлось дѣло, и Смоленская уголовная палата приговорила Каленова къ лишенію личныхъ и по состоянію присвоенныхъ правъ и преимуществъ и къ заключенію въ тюрьмѣ, не помню тперь, на какой именно срокъ. Но, въ прежнее время, было возможно подавать что-то очень много разныхъ апелляцій, а Каленовъ былъ не такой человѣкъ, чтобы сразу отдаться въ чужія руки. Потянулся длинный рядъ переносовъ дѣла изъ одного присутственнаго мѣста въ другое и, наконецъ, поступило оное, какимъ способомъ — не знаю, въ департаментъ министерства юстиціи, какъ кажется, для разрѣшенія вопроса о томъ, можетъ или не можетъ оно быть перенесено на разрѣшеніе Общаго Собранія Сената. Я пишу по памяти со словъ самого Каленова, и потому не ручаюсь за то, вѣрно ли я излагаю самый ходъ дѣла, но я могу поручиться за то, что передаю факты, слышанные мною отъ него, вѣрно. Поѣхалъ Алексадръ Льво-
