стихами. Наконецъ, наступилъ избранный день и часъ. Объ урокахъ не было и помину, начальники и наставники суетились и хлопотали; казенныхъ учениковъ въ новыхъ сюртукахъ, въ первый разъ надѣтыхъ, посадили на первый столъ. Въ коридорѣ ректоръ счелъ нужнымъ встрѣтить пріѣхавшаго владыку особою рѣчью не въ зачетъ тѣхъ, которыя приготовлены въ классахъ. Владыка выслушалъ, и кортежъ медленно потянулся по жилымъ комнатамъ, въ которыхъ не было никого изъ учениковъ. Въ каждомъ классѣ непремѣнно говорились рѣчи и стихи учениками, которые отличались красивыми личиками и ангельскими голосками. И простодушный добрякъ слушалъ всю эту бурсацкую лесть. У насъ онъ остановился по срединѣ класса, оперся обѣими руками на свою трость и стоявшимъ передъ нимъ прозаику и поэту сказалъ:
— Ну, что вы мнѣ скажете?
По окончаніи осмотра комнатъ и классовъ, намъ велѣно было поскорѣе поспѣшить въ столовую. Тутъ мы увидѣли столы, накрытые скатертями, да еще бѣлыми; противъ каждаго изъ наслъ лежала салфетка, но ложку все-таки каждый изъ насъ принесъ свою. Вошелъ владыка, помолился Господу Богу и принялся за обѣдъ. Я уже говорилъ, что у насъ онъ всегда состоялъ изъ двухъ поредственныхъ, а часто и дурныхъ перемѣнъ. А тутъ оказалось приготовленныхъ для насъ четыре кушанья. Каждое изъ нихъ экономъ подносилъ архіерею для пробованія; пробовали и расхваливали. Но количество блюдъ, кажется, удивило протодушнаго старика.
— Что, это для меня вы столько приготовили блюд? — спросилъ онъ, — или у васъ такъ бываетъ?
Наше начальство поспѣшило убѣдить его, что особеннаго ничего не готовили нынѣ и что насъ всегда такъ роскошно угощаютъ. Профессоры улыбнулись, но и мы, ребятишки, удивились такой нахальной лжи.
— Да какія у васъ бѣлыя, славныя скатерти, — сказалъ владыка и получилъ отвѣтъ:
— Мы всегда стараемся соблюдать чистоту и опрятность, — тогда какъ у насъ и помину о нихъ не было кромѣ этого дня.
— А песокъ-то для чего вы насыпали, — еще сдѣлалъ вопросъ владыка, и всегда у васъ онъ бываетъ здѣсь?
