— Я думаю, — прервалъ онъ наше общее молчаніе, — надѣть мундиръ да сходить теперь же.
— И я думаю тоже, — отозвался Троицкій.
— А я такъ думаю совсѣмъ иначе, — молвилъ я въ свою очередь.
— Что же вы такое думаете? — спросилъ меня Байковъ, съ мелькнувшею на его устахъ едва уловимою улыбкою.
— Я думаб, — продолжалъ я, въ серьезномъ тонѣ, — вамъ, Николай Ильичъ, должно не только не ходить къ О-ву, по присланной имъ запискѣ, и тѣмъ не унижать себя предъ маіоромъ, но безотлагательно представить его записку, при рапортѣ, прямо генералъ-провіантмейтеру и просить разъясненія, за кого слѣдуетъ принимать О-ва: за помощника ли вашего понашей поставкѣ полку фуража, или за слѣдователя по тому же предмету, такъ какъ онъ остановился въ квартирѣ командира полка и запискою приглашаетъ васъ явитъся къ нему.
— Что вы, что вы, къ чему это? — возразилъ мнѣ Байковъ, — онъ посланъ военнымъ министромъ, а я буду жаловаться на него генералъ-провіантмейтеру; вы знаете пословицу: плеть обуха не перешибетъ.
— Да, честь лучше безчестья, и ласковое телятко двухъ матокъ сосетъ, — поддержалъ мнѣніе Байкова Троицкій.
— Какъ знаете! Я здѣсь младшій и чиномъ и лѣтами — я имѣлъ тогда чинъ коллежскаго секретаря и традцать одинъ годъ отъ роду, — а потому и совѣтовъ, правду говоря, давать старшимъ не имѣю права, но могу поручиться за то, что вашу, Николай Ильичъ, спѣшную визитацію О-въ сочтетъ за робость въ вашей стороны и воспользуется ею для своихъ дальнѣйшихъ предначертаній, — заключилъ я.
— Нѣтъ, нѣтъ, я пойду, — рѣшилъ Байковъ, и, облачившись въ полную форму, поплелся несчастный, часовъ въ одиннадцать ночи, подъ дождемъ, въ непроницаемой уличной тьмѣ, — ибо въ уѣздныхъ городахъ фонароное освѣщеніе полгается только при входахъ въ питейные дома, по ломаннымъ деревянымъ мосткамъ, претендовавшимъ именоваться тротуарами, въ квартиру командира. Впрочемъ, путь его освѣщался горѣвшею сальною свѣчею въ фонарѣ, несенномъ впереди его однимъ изъ провиантскіихъ служителей.
Ждемъ мы съ Троицкимъ возвращенія Байкова и не можемъ дождаться; вотъ уже пробилъ и часъ по полуночи, а его нѣтъ, какъ нѣъ. Мы испугались и думали, что съ нимъ повстрѣчалось что-нибудь недоброе или на улицѣ, или въ квартирѣ командира полка, но вотъ около половины втораго часа дверь распахнулась, и въ комнаут нашу вбѣгаетъ Байковъ. Бросая каску на диванъ, онъ вскричалъ:
— Ну, господа, мы погибли!
— Успокойтесь, успокойтесь, Николай Ильичъ! — проговорили мы съ Троицкимъ въ одно слово.
