Спорили по этому поводу довольно долго, наконецъ одинъ изх собесѣдниковъ поставилъ вопросъ ребромъ. Онъ спросилъ полковника:
— Скажите, Михаилъ Васильевичъ, какъ вы думаете, что отвѣтили бы крестьяне Воронцова, если бы князь предложилъ имъ вольную, съ надѣломъ ихъ землею, съ условіемъ, чтобы они ее выкупили въ теченше 10 или 15 лѣтъ (Благо, въ то время и въ той мѣстности Кавказа земля стоила куда дешево — рубля два, три за десятину). Согласились ли бы крестьяне на такое предложеніе, или просили бы смиловаться и оставить все по-прежнему?
— По-вашему коли медъ, такъ и ложкою… Конечно, согласились бы, — отвѣтилъ полковникъ.
— Что и требовалось доказать, — замѣтилъ кто-то. На этотъ разъ вопросъ былъ исчерпанъ.
По мнѣнію многихъ тогдашнихъ помѣщиковъ освободить крестьянъ да къ тому же наднлить ихъ землею, хотя бы и за извнстную плату — значило бы дать имъ медъ, да къ тому же дозволить имъ ѣсть этотъ медъ ложкою.
Въ первое время, когда еще не были въ точности намѣчены всѣ детали предстоящей отмѣны крѣпостнаго права, представлялось обширное поле для разнаго рода предположеній, догадокъ, слуховъ и толковъ. Въ томъ, что крѣпостному праву пришелъ конецъ, никто не сомнѣвался, за исключеніемъ горсти закоренѣлыхъ крѣпостниковъ, но относительно надѣленія крестьянъ землею, мнѣнія были весьма различны.
Въ то время, какъ одни изъ помѣщиковъ, составлявшіе значительное меньшинство, находили, что не возможно разрѣшить благопріятно крестьянскій вопросъ, безъ надѣленія крестьянъ землею, другіе признавали эту мѣру вопіющимъ нарушеніемъ права собственности.
Обращаясь къ моей памяти и сохранившимся моимъ замѣткамъ и запискамъ за то время, постараюсь воспроизвести здѣсь встрѣчи и бесѣды мои съ тогдашними помѣщиками, — бесѣды, въ которыхъ я имѣлъ возможность близко ознакомиться съ воззрѣніями помѣщиковъ на эмансипацію крестьянъ. Такія встрѣчи и бесѣды бывали часто, но я приведу здѣсь наиболѣе характерныя.
1858 г. лѣтомъ ѣдучи на почтовыхъ изъ Кишенева въ Одессу, я встрѣтилъ неожиданную остановку на ст. Эльзасъ ( Кучурганъ). Всѣ лошади оказались въ разгонѣ по случаю проѣзда какого-то важнаго начальства, и станціонный смотритель объявилъ, что мнѣ придется обождать часа два. Время было послѣобѣденное, я потребовалъ самоваръ и, въ ожиданіи, когда явится возможность продолжать путь, развлекался питьемъ чая, читалъ развѣшенныя на стѣнахъ комнаты распоряженія почтоваго начальства, знакомился съ книгою для записки жалобъ, — обычное развлеченіе злополучнаго «проѣзжаго», вынужденнаго застрять на почтовой
