„Почта Духовъ“, „Каибъ“ и множество басенъ, которыя такъ же чуть-было не подверглись запрещенію, но были спасены покойнымъ генераломъ Дупельтомъ*). Въ этомъ можно быть увѣрну, потому что въ Подщипѣ, въ Слюняѣ, въ Дурдуранѣ — героинязъ и герояхъ шуто-трагедіи — весьма трудно отыскать что либо русское, а скаредство двора Вакулы прямо противорѣчитъ обычаямъ Петербургскаго двора, который въ прошломъ столѣтіи такъ часто подвергался упрекамъ въ роскоши.
Нѣкоторые же старики даютъ „Триумфу“ другое объясненіе: въ Вакулѣ они видятъ автрійскаго императора Франца 1; въ Подщипѣ — его дочь Марію-Луизу, впослѣдствіи супругу Наполеона, но прежде обѣщанную какому-то нѣмецкому принцу, представленному въ лицѣ Слюняя; царскій совѣтъ долженъ представлять знаменитый гофригсъ-ратъ, а Триумфъ — самого наполеона. Но и это объясненіе нельзя почесть достойнымъ вѣроятія, потому что, какъ извѣстно, событія, на которыя оно намекаетъ, совершились позже сочиненѵя пьесы, да и самая ея развязка не согласуется съ ними.
Не правильнѣн ли будетъ предположить, что „Триумфъ“ есть просто пародія на классическую трагедію, господствовавшую на нашей сценѣ въ эпоху его появленія? Ф. Ѳ. Кеневичъ.
Примѣчаніе. Въ дополненіе къ этой замѣткѣ напомнимъ, что по свидѣтельтсву Я. К. Грота, шуто-трагедія Крылова была играна въ эпоху ея созданія въ томъ же селѣ Казацкомъ, гдѣ она и появилась на свѣтъ. Самъ авторъ, весьма талантливый актеръ, игралъ роль Триумфа; роль цыганки онъ нарочно придумалъ для любимой имъ 13-ти-лѣтней ученицы, Маріи Павловны Сумароковой. Многія годы спустя, Крыловъ разсказывалъ своему сослуживцу, Мих. Евст. Лобанову, то „Триумфъ“ написанъ имъ въ самомъ юмористическомъ расположеніи духа, въ отвѣтъ на приглашеніе радушнаго хозяина села Казацкаго, приглашеніе, обращенное ко всѣмъ молодымъ людямъ бывшимъ въ его домѣ, — выдумывать всевозможныя забавы и потѣхи. При чтеніи „Триумфа“ — говорилъ Крыловъ — всѣ помирали со смѣху. „Это самое — весьма справедливо замѣчаетъ Лобановъ: повторяемся и теперь со всякимъ, въ первый разъ читающимъ эту пьесу. „Триумфъ“ — продолжаетъ біографъ Крылова: — шалость, проказы таланта. Но разсыпать въ шутовской пьесѣ столько веселости, столько остроты и сатирическаго духа — могъ одинъ Крыловъ! И въ русской словесности нѣтъ ничего подобнаго. Созданія характеровъ Вакулы, Подщипы и Слюняя суть созданія каррикатурно-геніальныя!“ „(Жизнь и со. И. А. Крыова, соч. академика Мих. Лобавнова. Спб. 1847 г. стр. 24-30). Ред.
- ) Въ 1849 или 1850 году, когда строгости цензуры дошли до того, что [не] только прописи, но даже транспаранты печатались съ разрѣшенія цензора, въ Петербургѣ разсказывали, будто цензоръ запретилъ печатать всѣ тѣ басни, въ которыхъ львы и орлы выставлены въ неблаговидныхъ положеніяхъ. Дѣло дошло до 3 отдѣленія; тамъ общее мнѣніе склонилось на сторону цензора; одинъ Дупель рѣшился высказать противное мнѣніе и поддержалъ его тѣмъ доводомъ, что нелѣпо запрещать печатать то, что знаетъ наизусть вся грамотная Россія. В. К.
