ланомъ, которому императрица Анна только-что ввѣрила за его долгую службу начальство надъ Архангельскомъ, рѣшился по его совѣту отправиться съ нимъ.[1] Бригадиръ жилъ одинъ, былъ преклонныхъ лѣтъ, и обѣщалъ отцу моему всѣ удобства, какія самъ могъ доставить себѣ въ подобномъ захолустьѣ. Онъ захотѣлъ, чтобы отецъ взялъ меня съ собою, чтобы опредѣлить меня въ военную службу, въ которую и отдали меня съ чиномъ сержанта въ Вологодскомъ полку, обѣщая повышать меня впослѣдствіи, по мѣрѣ того, какъ будутъ прибавляться мои годы, — такъ какъ мнѣ въ то время было одиннадцать лѣтъ.[2] Мы вмѣстѣ съ нимъ выѣхали изъ Москвы, въ іюнѣ мѣсяцѣ 1729 (1730?) года, въ Архангельскъ, куда ѣхали четыре недѣли, хотя совершали путешествіе въ экипажѣ. Путешествіе это было довольно трудное до Вологды, гдѣ мы сѣли на барку и поплыли по рѣкѣ, называемой Двиною. Это плаваніе, хотя не особенно опасное, было весьма тяжело вслѣдствіе жаровъ и комаровъ, отъ которыхъ не было отбою, несмотря на то, что постоянно заставляли драгуновъ, служившихъ въ конвоѣ коменданта, курить и жгли дрова на баркѣ.
Кромѣ того, я чуть не погибъ по милости собственной неосторожности: пользуясь минутой, когда, изнемогая отъ жары, всѣ наши люди спали въ полдень, а барка плыла по рѣкѣ чрезвычайно тихо, — я увидѣлъ множество дикихъ утятъ, плывшихъ по водѣ.
Въ увѣренности, что съ помощью маленькой лодки, прикрѣпленной къ нашей баркѣ, легко будетъ загнать ихъ на берегъ, и изловить сколько мнѣ захочется, я спустился въ лодку, отвязалъ ее и, согласно съ задуманнымъ планомъ, погребъ за утятами, въ полной надеждѣ догнать барку; но я сильно ошибся въ разчетѣ. Утки ныряли по мѣрѣ того, какъ я за ними гнался, и уплывали не къ берегу, а совсѣмъ въ другую сторону, такъ что я, выбившись изъ силъ, принужденъ былъ причалить къ берегу, чтобы отдохнуть. Едва присѣлъ я, какъ замѣтилъ, что наша барка совсѣмъ ушла изъ виду и чувствуя, что я уже не въ силахъ грести и что наши
- ↑ Отъѣздъ Позье-отца съ сыномъ въ Архангельскъ произошелъ въ первый же годъ царствованія Анны Іоанновны.
- ↑ Не одиннадцать, а четырнадцать лѣтъ, если вѣрно указаніе на 1716 годъ, какъ на годъ рожденія Іереміи Позье. Ред.
ланом, которому императрица Анна только что вверила за его долгую службу начальство над Архангельском, решился по его совету отправиться с ним.[1] Бригадир жил один, был преклонных лет и обещал отцу моему все удобства, какие сам мог доставить себе в подобном захолустье. Он захотел, чтобы отец взял меня с собою, чтобы определить меня в военную службу, в которую и отдали меня с чином сержанта в Вологодском полку, обещая повышать меня впоследствии, по мере того, как будут прибавляться мои годы, — так как мне в то время было одиннадцать лет.[2] Мы вместе с ним выехали из Москвы в июне месяце 1729 (1730?) года в Архангельск, куда ехали четыре недели, хотя совершали путешествие в экипаже. Путешествие это было довольно трудное до Вологды, где мы сели на барку и поплыли по реке, называемой Двиною. Это плавание, хотя не особенно опасное, было весьма тяжело вследствие жары и комаров, от которых не было отбоя, несмотря на то что постоянно заставляли драгунов, служивших в конвое коменданта, курить и жгли дрова на барке.
Кроме того, я чуть не погиб по милости собственной неосторожности: пользуясь минутой, когда, изнемогая от жары, все наши люди спали в полдень, а барка плыла по реке чрезвычайно тихо, — я увидел множество диких утят, плывших по воде.
В уверенности, что с помощью маленькой лодки, прикрепленной к нашей барке, легко будет загнать их на берег и изловить, сколько мне захочется, я спустился в лодку, отвязал ее и, согласно с задуманным планом, погреб за утятами, в полной надежде догнать барку; но я сильно ошибся в расчете. Утки ныряли по мере того, как я за ними гнался, и уплывали не к берегу, а совсем в другую сторону, так что я, выбившись из сил, принужден был причалить к берегу, чтобы отдохнуть. Едва присел я, как заметил, что наша барка совсем ушла из виду и, чувствуя, что я уже не в силах грести и что наши
