щихъ съ нами ѣхать; явилось до сорока нѣмочекъ, между ними одна довольно миловидная дѣвушка, но съ предлинными руками и ногами. Когда она вошла къ намъ, я очень хорошо помню, что я тогда же сказалъ сестрѣ: «Бери кого хочешь, только не эту». Пришлось однакожъ взять эту Луизу, потому что всѣ прочія отказались ѣхать въ Россію.
Итакъ, въ апрѣлѣ 1834 г. отправились мы изъ Берлина въ коляскѣ: сестра, зять, я и Луиза. Мы ѣхали на Познань, Кёнигсбергъ, Тильзитъ, Юрбургъ, Ковно, Вильно, Минскъ и Смоленскъ. Прибывъ въ концѣ апрѣля въ Новоспасское, я вовсе не помню, какъ провелъ время до іюня; полагаю, что велъ жизнь тикую и довольно пріятную.
Въ іюнѣ я поѣхалъ въ Москву, чтобы повидаться съ пріятелмъ моимъ Мельгуновымъ. Онъ жилъ въ томъ же собственномъ домѣ подъ Новинскимъ. Мнѣ отвели комнаты, въ которыхъ, съ насмѣшкою сказалъ мнѣ Мельгуновъ, всѣ тѣ, которые поживутъ, непремѣннно женятся, какъ напримѣръ Шевыревъ. Въ мезонинѣ жилъ Павловъ (авторъ впослѣдствіи извѣстныхъ повѣстей). Онъ далъ мнѣ свой романсъ: «Не называй ее небесной», не задолго имъ сочиненный, который я положилъ на музыку при немъ же. Сверхъ того запала мнѣ мысль о Русской оперѣ. Словъ у меня не было, а въ головѣ вертѣлась «Марьина роща» и я игралъ на фортепьяно нѣсколько отрывковъ сценъ, которыя отчасти послужили мнѣ для «Жизни за Царя».
При томъ же я хотѣлъ доказать публикѣ, что не даромъ странствовалъ по Италіи. Отецъ Мульгунова былъ еще живъ, и у него собралось нмсколько семействъ, принадлежавшихъ къ высшему московскому обществу; были, между прочимъ, Bravura и Кирѣева, урожденная Алябьева; обѣ весьма красивыя и образованныя барыни. Я пѣлъ и игралъ свои сочиненія и эти послѣднія, кажется, съ аккомпаниментомъ струнныхъ инструментовъ.
Въ то время сблизился я съ композиторомъ Гебелемъ и неоднократно слушалъ его квинтеты и квартеты хорошо исполненные; также видался съ Геништой, авторомъ «Черная шаль» и элегии «Шуми, шуми послушное вѣтрило». Тогда же познакомился съ извѣстной пѣвицей-любительницей, Прасковьей
