краснощекий парень, цѣлый день потѣшался верховой ѣздой и танцами; меня же заставили пить воды и купаться[2]; впослѣдствіи, къ ваннамъ присоединили души (douches).
Воды баденскія весьма сильны; онѣ состоятъ изъ сѣры и квасцовъ. Въ скоромъ времени разстройство нервъ дошло до ужасной степени, наконецъ, не только hallucinations, т.-е. обманы чувствъ, начали терзать меня, но ноги и руки не повиновались вполнѣ, и мой лакей долженъ былъ водить меня.
За нѣсколько дней до этого положенія, мой добрый служитель, гуляя со мной, завелъ меня къ католическому священнику, у котораго было фортепьяно. Я началъ имповизировать и вѣроятно очень жалобно, потому что священникъ съ удивленіемъ спросилъ меня: «Какъ возможно въ ваши лѣта играть такъ грустно?» — «Что же дѣлать! Вѣдь не легко быть приговореннымъ къ смерти, особенно въ цвѣтѣ лѣтъ», отвѣчалъ я, при чемъ кратко разсказалъ мои страданія, а также и то, что всѣ испытанныя средства служили только къ бо́льшему и бо́льшему разстройству моего здоровья. Священник спросилъ, прибѣгалъ ли я къ гомеопатическому леченію. Я принялъ это за насмѣшку. Могъ ли я предполагать, чтобы невидимые, такъ-сказать, атомы лекарствъ, содержащіеся въ мелкихъ крупинкахъ, могли дѣйствовать послѣ тѣхъ массъ лекарствъ, въ которыя меня погружали, и которыя я выпилъ. Онъ однакоже настоятельно старался убѣдить меня и заключилъ рѣчь свою слѣдующимъ образомъ: «Вы считаете себя приговореннымъ къ смерти; въ такомъ случаѣ, не все ли вамъ равно умирать отъ аллопатіи или гомеопатіи?»
Когда я впалъ въ такое жестокое состояніе, что мой добрый лонъ-лакей потерялъ голову, онъ послалъ за своей женой, женщиной зрѣлыхъ лѣтъ. Она, не теряя времени, явилась и сейчасъ съ мужемъ увезла меня въ Вѣну. Финансы мои были въ самомъ жалкомъ положеніи. Поѣздка изъ Варезе въ Вѣну, издержки на обратный путь доктора Бранка, и ужасная дороговизна жизни въ Баденѣ, почти совершенно истощили казну мою. Мои добрые покровители (близкихъ знакомыхъ въ Вѣнѣ не было) помѣстили
