вахъ отклонить отъ меня подозрѣние, тѣмъ болѣе, что Дмитрій и Борисъ были дѣти Григорія Андреевича Глинки, бывшаго кавалеромъ при государѣ Николаѣ Павловичѣ, когда онъ былъ еще великимъ княземъ, воспитывались на казенный счетъ и отличались особеннымъ благонравіемъ. Все это я спокойно и на довольно опрятномъ французскомъ языкѣ, въ коемъ я усовершенствовался съ помощью бывшаго гувернера дѣтей княгини Хованской[1] объяснилъ герцогу; онъ ласково выслушалъ и отпустилъ меня»[2].
Въ концѣ декабря мы съ Корсакомъ отправились въ деревню; я — по случаю помолвки старшей сестры моей Пелагеи Ивановны съ нашимъ сосѣдомъ Яковомъ Михайловичемъ Соболевскимъ, милымъ и образованнымъ человѣкомъ.
Вскорѣ по приѣздѣ въ деревню, я съ родными поѣхалъ въ Смоленскъ. Мы остановились на квартирѣ родственника, Алексѣя Андреевича Ушакова, человѣка веселонравнаго и радушнаго, но когда онъ разсказывалъ что бы то ни было, то преувеличивалъ по степени повѣствованія до самой нелѣпой лжи, приводя иногда, для удовольствія другихъ, въ свидѣтели даже слугъ своихъ. 18-лѣтняя дочь его, миловидная дѣвушка, играла хорошо на фортепьяно; во время моего пребыванія у нихъ, музыка, разумѣется, была въ ходу. Въ угожденіе моей милой племянницѣ я написалъ для фортепьяно варьяціи на итальянскій, въ тогдашнее время модный романсъ «Benedetta sia la madre» (E-dur). Эти варьяціи были нѣсколько исправлены Мейеромъ, и впослѣдствіи отданы въ печать (когда именно, не помню). Такимъ образомъ это была первая пьеса моего сочиненія, появившаяся въ печати. Въ числѣ семействъ, жившихъ тогда въ Смоленскѣ, было семейство генерала въ отставкѣ Апухтина. Онъ любилъ жить открыто; а такъ какъ, по случаю всеобщаго траура, танцы не были допущены, то выдумалъ дать представленіе согласно съ тогдашними обстоятельствами, а именно: прологъ на кончину императора Александра и восшествіе на престолъ
