доселѣ, я съ нимъ заговорила какъ съ давнишнимъ другомъ и обжаемымъ отцемъ! Онъ заговорилъ и я была на седьмомъ небѣ, и отъ ласковости этихъ рѣчей, и отъ снисходительности къ моимъ дѣтскимъ понятіямъ и взглядамъ!
Онъ говорилъ о мужѣ моемъ, между прочимъ: «C'est un brave soldat»! (храбрый воинъ) это тогда такъ занимало ихъ! Потомъ сказалъ: «Venez à Pétersbourg chez moi» (приѣзжайте въ Петербургъ ко мнѣ). Я съ величайшею наивностью сказала, что это невозможно, что мой мужъ на службѣ. Онъ улыбнулся и сказалъ очень серьезно: «Il peut prendre un semestre» (онъ можетъ взять отпускъ). На это я такъ расхрабрилась, что сказала ему: «Venez plutôt a Loubny! C'est si beau Loubny»! (Приѣзжайте лучше въ Лубны, государь, Лубны такая прелесть!). Онъ опять засмѣялся и сказалъ: «Je viendrai, absolument, je viendrai!» (Я непремѣнно приѣду!).
Я возвратилась домой такая счастливая и восторженная, разсказала мужу весь разговоръ съ царемъ и умоляла устроить мнѣ возможность еще разъ взглянуть на него, что́ онъ и исполнилъ.
Я проѣхала къ обѣдни въ маленькую полковую церковь, разбитую шатромъ на полѣ Полтавской битвы, у дубоваго лѣска, и опять имѣла счастіе его увидѣть, имъ любоваться и получить сперва серьезный поклонъ, потомъ, уходя, ласковый, улыбающійся.
По городу ходили слухи, вѣроятно несправедливые, что будто императоръ спрашивалъ гдѣ наша квартира и‚ хотѣлъ сдѣлать визитъ… Потомъ много толковали, что онъ сказалъ, что я похожа на прусскую королеву. На основаніи этихъ слуховъ губернаторъ Тутолминъ, очень ограниченный человѣкъ, даже поздравилъ Керна, на что тотъ съ удивительнымъ благоразуміемъ отвѣчалъ, что онъ не знаетъ съ чѣмъ тутъ поздравлять? Сходство съ королевой было въ самомъ дѣлѣ, потому что въ Петербургѣ одинъ офицеръ, бывшій камеръ-пажемъ во дворцѣ при приѣздѣ королевы, это говорилъ моей теткѣ, когда меня увидѣлъ. Можетъ быть это сходство повліяло на расположеніе императора къ такой неловкой и робкой тогда провинціалкѣ!
доселе, я с ним заговорила как с давнишним другом и обжаемым отцом! Он заговорил, и я была на седьмом небе и от ласковости этих речей, и от снисходительности к моим детским понятиям и взглядам!
Он говорил о муже моем, между прочим: «C'est un brave soldat!» (храбрый воин), — это тогда так занимало их! Потом сказал: «Venez à Pétersbourg chez moi» (приезжайте в Петербург ко мне). Я с величайшею наивностью сказала, что это невозможно, что мой муж на службе. Он улыбнулся и сказал очень серьезно: «Il peut prendre un semestre» (он может взять отпуск). На это я так расхрабрилась, что сказала ему: «Venez plutôt a Loubny! C'est si beau Loubny!» (Приезжайте лучше в Лубны, государь, Лубны такая прелесть!). Он опять засмеялся и сказал: «Je viendrai, absolument, je viendrai!» (Я непременно приеду!).
Я возвратилась домой такая счастливая и восторженная, рассказала мужу весь разговор с царем и умоляла устроить мне возможность еще раз взглянуть на него, что он и исполнил.
Я проехала к обедни в маленькую полковую церковь, разбитую шатром на поле Полтавской битвы, у дубового леска, и опять имела счастие его увидеть, им любоваться и получить сперва серьезный поклон, потом, уходя, ласковый, улыбающийся.
По городу ходили слухи, вероятно несправедливые, что будто император спрашивал где наша квартира и‚ хотел сделать визит… Потом много толковали, что он сказал, что я похожа на прусскую королеву. На основании этих слухов губернатор Тутолмин, очень ограниченный человек, даже поздравил Керна, на что тот с удивительным благоразумием отвечал, что он не знает, с чем тут поздравлять? Сходство с королевой было в самом деле, потому что в Петербурге один офицер, бывший камер-пажом во дворце при приезде королевы, это говорил моей тетке, когда меня увидел. Может быть, это сходство повлияло на расположение императора к такой неловкой и робкой тогда провинциалке!
