вать ему, что онъ виноватъ. Я, по справедливости, горжусь привязанностью в. кн.; я не купилъ ея снисхожденіемъ, за которое мнѣ приходилось бы краснѣть наединѣ съ собою. Я привязанъ къ нему не потому, что онъ занимаетъ высокое положеніе въ обществѣ, но за ту честность, правдивость, великодушныя наклонности и прямоту, которыя я замѣтилъ въ немъ и которыя заставляютъ любить его. Не будь онъ слишкомъ рано предоставленъ самому себѣ, или вѣрнѣе тѣмъ, кто захочетъ имѣть на него влияніе, изъ него можетъ выйти вполнѣ достойный человѣкъ, если дадутъ надлежащее направленіе его наклонностямъ, направляя ихъ къ цѣли достойной его высокаго назначенія.
Въ объясненіе этой характеристики в. кн. Константина, должно прибавить, что онъ росъ среди самыхъ неблагоприятныхъ педагогическихъ условій. Императрица сосредоточивала, какъ извѣстно, всѣ симпатіи свои и заботы на в. кн. Александрѣ Павловичѣ; в. кн. Константинъ, въ попеченіяхъ ея о воспитаніи внуковъ, отодвигался на второй планъ; эта неравномѣрность въ распредѣленіи попеченій и симпатій непремѣнно должна была отразиться на всѣхъ окружающихъ. Когда, по смерти Софьи Ивановны Бенкендорфъ, в. кн. перешли подъ надзоръ Н. И. Салтыкова (1783), ближайшее наблюденіе за в. кн. Константи-
