танта отступиться, увѣряя, что онъ не могъ его найти и прося меня, если увижу ея величество, сказать ей, что получилъ обратно всѣ краденыя вещи. Такъ какъ это былъ человѣкъ высокаго званія, пользовавшійся большимъ значеніемъ при дворѣ, то мнѣ пришлось молчать, боясь, чтобы онъ не сдѣлалъ со мной какой-нибудь штуки[1].
Все это, разумѣется, только еще болѣе утверждало меня въ решеніи: во что бы то ни стало удалиться, и скорѣе питаться черствымъ хлѣбомъ, чѣмъ всю жизнь оставаться въ подобныхъ треволненіяхъ, которыя непремѣнно уложили бы меня въ могилу.
Я узналъ, что ея величество собирается уѣзжать въ Петербургъ въ началѣ мая. Она была совершенно права, что спѣшила своимъ отъѣздомъ, потому что Москва не была для нея пріятнымъ мѣстопребываніемъ, такъ какъ спустя нѣсколько дней послѣ коронаціи, тамъ составился заговоръ противъ нея, и ее едва не похитили съ постели. Къ счастію, графъ Орловъ поспѣлъ во̀ время, чтобъ предупредить это событіе: онъ удвоилъ караулъ въ Кремлѣ, узнавъ о заговорѣ отъ солдатъ, участвовашихъ въ немъ. Но это была не единственная попытка къ сверженію ея съ престола[2].
Какъ только я былъ въ состояніи выдти, и она возвратилась во дворецъ (Duroff или Dunoff?), находившийся подлѣ квартала, гдѣ я жилъ, я отправился повидать государыню, хотя я могъ ходить только согнувшись, такъ какъ у меня оказалось слабость въ поясницѣ, что мѣшало мнѣ выпрямиться. Я думалъ, что останусь въ такомъ положеніи на всю жизнь; это продолжалось пять мѣсяцевъ.
Когда добрая государыня увидала меня, она сказала:
— «Я очень сожалѣю, Позье, о вашей болѣзни и кражѣ, которой вы подверглись. Получили ли вы всѣ ваши вещи обратно?»
Я долженъ былъ объявить, что получилъ, поблагодарилъ ее за доброту и приказаніе, данное по этому дѣлу, и объявилъ ей, что пришелъ просить у нея позволенія возвратиться съ ней къ моему семейству въ Петербургъ.
