горъ. Туземцы изъ боязни дальше 30-ти саженъ не уходятъ. На этомъ пройденномъ разстояніи пещера сохраняетъ свой первоначальный видъ — полукруга; ширина ея простирается до сажени, высота — столько же. Это углубленіе когда-то служило общей кладовой торгоутовъ во время ихъ войнъ съ сосѣдями. Въ настоящее время здѣсь находятъ себѣ пріютъ только одни охотники, застигнутые дождемъ или бураномъ.
На второй день, въ 8 час. утра, мы уже были на перевалѣ. Высота его — 12,570 футовъ надъ уровнемъ моря. Видъ съ этой заоблачной точки чудесенъ. На сѣвер Большой и частью Малый Юлдусы видны отлично. При взглядѣ на югъ, взору представляется въ видѣ полудуги снѣговой хребетъ; по направленію же ущелья лабиринтъ горъ, изрытыхъ боковыми лощинами, скрывается за горизонтъ, покрытый желтоватою дымкою пыли. Вблизи показались лужайки съ прозрачною водою. По обоимъ скатамъ крутизна страшная. Главная ось хребта дика, скалиста; подножія усыпаны камнями. Перевалъ легко сдѣлать удобнымъ: стоитъ лишь проложить зигзаги по осыпямъ, которыя залегаютъ по обоимъ сторонамъ хребта. И тамъ (на сѣверной), и здѣсь (на южной сторонѣ) слышались звонкіе голоса уларовъ (Megaloperdix himalayensis). На подъемѣ горные козлы (Capra sibirica), числомъ около десятка, стояли на одной изъ вершинъ главнаго хребта и наблюдали за нами; а при движеніи внизъ по ущелью, трое козъ, съ дѣтенышами, быстрыми прыжками метнулись въ скалы, покинувъ кормовую лужайку. Общее направленіе ущелья было на югъ; вначалѣ оно уклонялось къ юго-западу, а въ низовьѣ — къ юго-востоку. Паденіе его очень большое. Отличныя пастбища тянулись отъ самаго перевала. Черезъ 10 верстъ начались густыя заросли ивы. Тропинки встрѣчались только протоптанныя дикими козлами. Мѣстами мы пробирались съ великимъ трудомъ, съ частыми переправами съ одного берега на другой. Сходныхъ дорожекъ къ рѣчкѣ не попадалось вовсе.
Ущелье, шириною отъ 50 до 100 саженъ, обставлено страшно высокими и крутыми горами; сѣверные скаты (лѣвый берегъ) поросли еловыми лѣсами, изрѣдка добѣгавшими до дна ущелья, гдѣ преобладали карагачъ, стоявшій сплошнымъ лѣсомъ, и густыя заросли ивы. Въ общемъ, ущелье дико и красиво. Высокій еловый лѣсъ чередуется съ подлѣскомъ и кустарниками. Тамъ дальше, вверхъ — скалы, а еще выше, сквозь деревья снѣга ласкаютъ взоръ. Южный же скатъ горъ бѣденъ: печать на немъ лежитъ другая. Тутъ растенія, свойственныя сухой Кашгаріи: бѣлолозникъ (Eurotia sp.), полынка (Artemesia) и кусты караганы. Въ описываемомъ ущельи ежегодно пасутся стада барановъ.
Трудности нашего пути, по мѣрѣ спуска внизъ, все увеличивались и увеличивались; переправы стали внушительнѣе, число валуновъ прибавилось также. Лошади, потерявъ подковы, износили копыта; вьюкъ, какъ равно и мы сами, совсѣмъ измокли; нерѣдко переправлялись вплавь, но все-таки двигались; мѣстность дѣлалась живописнѣе; растительность богаче; колючіе кустарники были сплошь одѣты ягодами, что и служило приманкой медвѣдямъ, слѣды пребыванія которыхъ часто обнаруживались. Здѣшнихъ медвѣдей туземцы раздѣляютъ на три вида, по цвѣту шерсти: бѣлый, черный и чалый. Всѣ три одинаково достигаютъ значительныхъ размѣровъ, и, въ случаѣ слабаго пораненія, бросаются на охотника. Звѣри эти, кромѣ ягодъ, питаются мясомъ сурковъ — (Arctomys), которыхъ отрываютъ изъ норъ, а также крапивой. Съ наступленіемъ холодовъ, они уходятъ въ глубокія берлоги. По нашему времени, лежка ихъ начинается съ конца октября; въ ноябрѣ уже засыпаютъ всѣ и предаются покою четыре мѣсяца; въ мартѣ же снова начинаютъ бродить. Охотники-торгоуты мѣста лежекъ отыскиваютъ отлично. Во первыхъ, по близости каменистаго логовища медвѣдя растительность вся вытравлена; во вторыхъ, въ тихій солнечный день надъ выходнымъ отверстіемъ замѣтна вибрація воздуха. Туземцы находкѣ звѣря всегда довольны, потому что ни одинъ медвѣдь отъ нихъ не уйдетъ. Тотчасъ-же, по розысканіи логовища, устраиваютъ дымокуръ. Звѣрь, досыта надышавшись дыма, выползаетъ внаружу, какъ угорѣлый: едва держится на ногахъ, вяло водитъ головою, вообще выглядитъ опьянѣвшимъ. Конечно, онъ тутъ же и попадаетъ въ добычу охотникамъ. Изъ другихъ звѣрей въ этихъ горахъ встрѣчаются слѣдующіе: маралъ (Cervus sp.), аргали (Ovis Polii), горный козелъ (Capra sibirica), барсъ (Felis irbis), волкъ (Canis lupus), лисица (Canis vulpes) и заяцъ (Lepus sp.).
Изъ птицъ — вверху, какъ я уже и сказалъ, уллары (Megaloperdix himalayensis); еще выше, а нерѣдко и ниже, бородачъ-ягнятникъ (Gypaёtus barbatus), грифы — черный, или монахъ (Vultur monachus), и бѣлый (Gyps himalayensis); сосѣдка тѣхъ и другихъ — клушица-гріонъ (Pyrrhocorax graculus). Въ среднемъ поясѣ горъ, по кустамъ тальника прыгали сороки (Pica pica), распѣвали синицы (Cyanistes cyanus), а на выступахъ скалъ сидѣли завирушки (Accentor fulvescens), водяная олянка (Cinclus leucogaster) съ пискомъ пролетала надъ водой; съ ближайшихъ скалъ доносилось громкое трещаніе кэклика (Caccabis chukar). Маленькія пѣночки (Phyloscopus viridanus) ютились тамъ и сямъ; на мокрыхъ лужайкахъ плисицы-бѣлоголовыя (Motacilla pегsonata) и желтыя (Budytes citriola). Весело перелетали съ камня на камень горихвостки (Ruticila erythrogastra и R.-rufiventris); вдали мелькнулъ какой-то дроздъ, иечезнувшій въ чащѣ лѣса. Указавъ на самыхъ позднихъ по наблюнію — черноухаго коршуна (Milvus melanotis) и сокола-пустельгу (Falco tinnunculus) — можно закончить списокъ орнитологической фауны.
Первые дни нашего слѣдованія погода стояла хорошая; 13-же августа, во время поздней остановки, началась гроза. Пошелъ ливень. Шумъ воды, буря, тяжелые, раскатывающіеся удары грома дополняли мрачную картину; по временамъ молнія особенно фантастично освѣщала ущелье. Высота воды поднялась значительно, и продержала насъ на одномъ мѣстѣ двое сутокъ. Въ 8 верстахъ, ниже по ущелью, нахолась партія дунганъ-золотоискателей. Она намъ помогла выбраться изъ него.
16-го августа мы покинули рѣку Динаръ; дальше слѣдовать было невозможно потому, что конгломератовыя вертикальныя стѣны, до 500 фут. высотою, сдавили рѣку по обѣимъ сторонамъ. Нашъ путь пролегалъ по боковому ущелью на юго-западъ; солнце пряталось за горы, когда мы остановились на ночевку. Съ чувствомъ простора и свободы мы ставили палатку на тихо-журчащемъ ручейкѣ. Этотъ звукъ насъ только ласкалъ, а не заглушалъ, какъ шумъ бушующей рѣки. Когда луна взошла, ея свѣтъ затемнился пылью, отчего ночное свѣтило казалось въ видѣ мутнаго диска. По сторонамъ паслись та-
гор. Туземцы из боязни дальше тридцати сажен не уходят. На этом пройденном расстоянии пещера сохраняет свой первоначальный вид — полукруга; ширина ее простирается до сажени, высота — столько же. Это углубление когда-то служило общей кладовой торгоутов во время их войн с соседями. В настоящее время здесь находят себе приют только одни охотники, застигнутые дождем или бураном.
На второй день, в 8 час. утра, мы уже были на перевале. Высота его — 12 570 футов над уровнем моря. Вид с этой заоблачной точки чудесен. На север Большой и частью Малый Юлдусы видны отлично. При взгляде на юг взору представляется в виде полудуги снеговой хребет; по направлению же ущелья лабиринт гор, изрытых боковыми лощинами, скрывается за горизонт, покрытый желтоватою дымкою пыли. Вблизи показались лужайки с прозрачною водою. По обоим скатам крутизна страшная. Главная ось хребта дика, скалиста; подножия усыпаны камнями. Перевал легко сделать удобным: стоит лишь проложить зигзаги по осыпям, которые залегают по обоим сторонам хребта. И там (на северной), и здесь (на южной стороне) слышались звонкие голоса уларов (Megaloperdix himalayensis). На подъеме горные козлы (Capra sibirica), числом около десятка, стояли на одной из вершин главного хребта и наблюдали за нами; а при движении вниз по ущелью трое коз с детенышами быстрыми прыжками метнулись в скалы, покинув кормовую лужайку. Общее направление ущелья было на юг; вначале оно уклонялось к юго-западу, а в низовье — к юго-востоку. Падение его очень большое. Отличные пастбища тянулись от самого перевала. Через 10 верст начались густые заросли ивы. Тропинки встречались только протоптанные дикими козлами. Местами мы пробирались с великим трудом, с частыми переправами с одного берега на другой. Сходных дорожек к речке не попадалось вовсе.
Ущелье шириною от 50 до 100 сажен обставлено страшно высокими и крутыми горами; северные скаты (левый берег) поросли еловыми лесами, изредка добегавшими до дна ущелья, где преобладали карагач, стоявший сплошным лесом, и густые заросли ивы. В общем, ущелье дико и красиво. Высокий еловый лес чередуется с подлеском и кустарниками. Там дальше, вверх — скалы, а еще выше сквозь деревья снега ласкают взор. Южный же скат гор беден: печать на нем лежит другая. Тут растения, свойственные сухой Кашгарии: белолозник (Eurotia sp.), полынка (Artemesia) и кусты караганы. В описываемом ущелье ежегодно пасутся стада баранов.
Трудности нашего пути по мере спуска вниз все увеличивались и увеличивались; переправы стали внушительнее, число валунов прибавилось также. Лошади, потеряв подковы, износили копыта; вьюк, как равно и мы сами, совсем измокли; нередко переправлялись вплавь, но все-таки двигались; местность делалась живописнее; растительность богаче; колючие кустарники были сплошь одеты ягодами, что и служило приманкой медведям, следы пребывания которых часто обнаруживались. Здешних медведей туземцы разделяют на три вида по цвету шерсти: белый, черный и чалый. Все три одинаково достигают значительных размеров и в случае слабого поранения бросаются на охотника. Звери эти, кроме ягод, питаются мясом сурков — (Arctomys), которых отрывают из нор, а также крапивой. С наступлением холодов они уходят в глубокие берлоги. По нашему времени лежка их начинается с конца октября; в ноябре уже засыпают все и предаются покою четыре месяца; в марте же снова начинают бродить. Охотники-торгоуты места лежек отыскивают отлично. Во-первых, поблизости каменистого логовища медведя растительность вся вытравлена; во-вторых, в тихий солнечный день над выходным отверстием заметна вибрация воздуха. Туземцы находке зверя всегда довольны, потому что ни один медведь от них не уйдет. Тотчас же по розыскании логовища устраивают дымокур. Зверь, досыта надышавшись дыма, выползает наружу, как угорелый: едва держится на ногах, вяло водит головою, вообще выглядит опьяневшим. Конечно, он тут же и попадает в добычу охотникам. Из других зверей в этих горах встречаются следующие: марал (Cervus sp.), аргали (Ovis Polii), горный козел (Capra sibirica), барс (Felis irbis), волк (Canis lupus), лисица (Canis vulpes) и заяц (Lepus sp.).
Из птиц — вверху, как я уже и сказал, уллары (Megaloperdix himalayensis); еще выше, а нередко и ниже, бородач-ягнятник (Gypaёtus barbatus), грифы — черный, или монах (Vultur monachus), и белый (Gyps himalayensis); соседка тех и других — клушица-грион (Pyrrhocorax graculus). В среднем поясе гор по кустам тальника прыгали сороки (Pica pica), распевали синицы (Cyanistes cyanus), а на выступах скал сидели завирушки (Accentor fulvescens), водяная олянка (Cinclus leucogaster) с писком пролетала над водой; с ближайших скал доносилось громкое трещание кэклика (Caccabis chukar). Маленькие пеночки (Phyloscopus viridanus) ютились там и сям; на мокрых лужайках плисицы-белоголовые (Motacilla pегsonata) и желтые (Budytes citriola). Весело перелетали с камня на камень горихвостки (Ruticila erythrogastra и R.-rufiventris); вдали мелькнул какой-то дрозд, иечезнувший в чаще леса. Указав на самых поздних по наблюдению — черноухого коршуна (Milvus melanotis) и сокола-пустельгу (Falco tinnunculus) — можно закончить список орнитологической фауны.
Первые дни нашего следования погода стояла хорошая; 13-го же августа, во время поздней остановки, началась гроза. Пошел ливень. Шум воды, буря, тяжелые, раскатывающиеся удары грома дополняли мрачную картину; по временам молния особенно фантастично освещала ущелье. Высота воды поднялась значительно и продержала нас на одном месте двое суток. В восьми верстах ниже по ущелью находилась партия дунган-золотоискателей. Она нам помогла выбраться из него.
16 августа мы покинули реку Динар; дальше следовать было невозможно потому, что конгломератовые вертикальные стены до 500 футов высотою сдавили реку по обеим сторонам. Наш путь пролегал по боковому ущелью на юго-запад; солнце пряталось за горы, когда мы остановились на ночевку. С чувством простора и свободы мы ставили палатку на тихо журчащем ручейке. Этот звук нас только ласкал, а не заглушал, как шум бушующей реки. Когда луна взошла, ее свет затемнился пылью, отчего ночное светило казалось в виде мутного диска. По сторонам паслись та-
