Когда вернулся я въ одинъ изъ вечеровъ
Печаленъ, одинокъ, подъ свой родимый кровъ,
Какъ звѣрь затравленный, и мысль моя пылала
Подъ сумрачнымъ челомъ, блѣднѣвшимъ отъ тоски—
5 Деревья, и кусты вдоль берега рѣки,
Все, что дитятею меня когда-то знало,
Дивилось, что во тьмѣ бреду я одинокъ,
И словно говорилъ мнѣ каждый ихъ листокъ:
— Межъ тѣмъ, какъ мы къ землѣ прикованы корнями,
10 И только наша тѣнь свершаетъ краткій путь,
Какими, юноша, ты проходилъ путями?
Какія терніи тебѣ язвили грудь?—
Когда же я достигъ стѣны знакомой сада,
Гдѣ прежде, будучи ребенкомъ, я игралъ,
15 Калитка старая явилась, какъ преграда.
И скрипнула она:—А ключъ ты затерялъ?—
Чрезъ стѣну, словно воръ, я перелѣзъ во мракѣ,
И слышалъ за собой сердитый лай собаки;
Потомъ, узнавъ меня, раскаянья полна,
20 Визжа у ногъ моихъ, ласкалася она,
Какъ будто говоря:—Прости мнѣ, что за вора
Я приняла тебя, но близкіе не скоро
Тебя узнали бы: такъ измѣнился ты!—
Я далѣе прошелъ, и тутъ изъ темноты
25 Услышалъ я коней встревоженное ржанье:
— А гдѣ товарищъ нашъ? Его въ своемъ скитаньѣ
Не въ безднѣ-ль гдѣ-нибудь оставилъ ты на днѣ?—
И домъ, родимый домъ, сказалъ съ укоромъ мнѣ:
— Для всѣхъ трудящихся пришло отдохновенье;
30 Не знавшій о твоемъ нежданномъ возвращеньѣ,
Служитель твой заснулъ, заснуло все кругомъ,—
И только ты не спишь: что сдѣлалъ ты со сномъ?
Тогда во тьмѣ ночной присѣлъ я у порога,
И звѣзды яркія и темный небосводъ,
35 И пламенная даль необозримыхъ водъ—
Заговорило все торжественно и строго:
— Гдѣ пѣсни дивныя—услада для сердецъ?
Скажи, что сдѣлалъ ты съ душой своей, пѣвецъ?—
И такъ отвѣтилъ я и морю, и свѣтиламъ:
40 — Я цѣль и счастіе нашелъ во взорѣ миломъ
И вотъ, отверженный, бреду я одинокъ,
Лишенъ пристанища, печаленъ и убогъ.—
1897 г.
Когда вернулся я в один из вечеров
Печален, одинок, под свой родимый кров,
Как зверь затравленный, и мысль моя пылала
Под сумрачным челом, бледневшим от тоски —
5 Деревья, и кусты вдоль берега реки,
Всё, что дитятею меня когда-то знало,
Дивилось, что во тьме бреду я одинок,
И словно говорил мне каждый их листок:
— Меж тем, как мы к земле прикованы корнями,
10 И только наша тень свершает краткий путь,
Какими, юноша, ты проходил путями?
Какие тернии тебе язвили грудь? —
Когда же я достиг стены знакомой сада,
Где прежде, будучи ребёнком, я играл,
15 Калитка старая явилась, как преграда.
И скрипнула она: — А ключ ты затерял? —
Чрез стену, словно вор, я перелез во мраке,
И слышал за собой сердитый лай собаки;
Потом, узнав меня, раскаянья полна,
20 Визжа у ног моих, ласкалася она,
Как будто говоря: — Прости мне, что за вора
Я приняла тебя, но близкие не скоро
Тебя узнали бы: так изменился ты! —
Я далее прошёл, и тут из темноты
25 Услышал я коней встревоженное ржанье:
— А где товарищ наш? Его в своём скитанье
Не в бездне ль где-нибудь оставил ты на дне? —
И дом, родимый дом, сказал с укором мне:
— Для всех трудящихся пришло отдохновенье;
30 Не знавший о твоём нежданном возвращенье,
Служитель твой заснул, заснуло всё кругом, —
И только ты не спишь: что сделал ты со сном?
Тогда во тьме ночной присел я у порога,
И звёзды яркие и тёмный небосвод,
35 И пламенная даль необозримых вод —
Заговорило всё торжественно и строго:
— Где песни дивные — услада для сердец?
Скажи, что сделал ты с душой своей, певец? —
И так ответил я и морю, и светилам:
40 — Я цель и счастие нашёл во взоре милом
И вот, отверженный, бреду я одинок,
Лишён пристанища, печален и убог. —
1897 г.
Прелестная фея (не болѣе пчелки),—
Но съ женскимъ лукавымъ умомъ,
Который острѣе и тоньше иголки,—
Любима была мотылькомъ.
5 И молвила фея:—Ко мнѣ, легкокрылый,
Изъ свѣтлой лазури спустись.
Прелестная фея (не более пчёлки), —
Но с женским лукавым умом,
Который острее и тоньше иголки, —
Любима была мотыльком.
5 И молвила фея: — Ко мне, легкокрылый,
Из светлой лазури спустись.
