То̀ не вѣтеръ шумитъ, и не стонъ раздался
90 Заунывной тоскливой метели—
Это—ангеловъ пѣснь, это—ихъ голоса,
Ихъ одежды кругомъ забѣлѣли!
Ближе… ближе… летятъ… Кто же тамъ впереди,
Въ одѣяніи свѣтломъ, съ крылами,
95 Улыбается ей?..—Подожди, подожди!—
И къ возлюбленной тѣни руками
Жадно тянется мать, но, безсильно скользя,
Опускаются слабыя руки…
«Замерзаетъ никакъ? Чтой-то! Этакъ нельзя!..»
100 Раздалися ворчливые звуки.
Кто-то поднялъ ее… яркій свѣтъ фонаря
Ей ударилъ въ лицо, и со стономъ
Вдругъ очнулась она. Что-то ей говоря,
Сонный сторожъ, съ лицомъ изумленнымъ,
105 Наклонился надъ ней:—Встань, сударыня... эхъ!
Чуть не кончилось дѣло бѣдою…
Я маленько вздремнулъ… Экій, Господи, грѣхъ!
Тамъ изъ дому пришли за тобою.—
Оглядѣлась она. Видитъ: ёлка лежитъ,
110 Занесенная снѣгомъ пушистымъ,
Вновь утихла метель, и на небѣ горитъ
Яркій мѣсяцъ серпомъ серебристымъ.
- 1887 г.
То не ветер шумит, и не стон раздался
90 Заунывной тоскливой метели —
Это — ангелов песнь, это — их голоса,
Их одежды кругом забелели!
Ближе… ближе… летят… Кто же там впереди,
В одеянии светлом, с крылами,
95 Улыбается ей?.. — Подожди, подожди! —
И к возлюбленной тени руками
Жадно тянется мать, но, бессильно скользя,
Опускаются слабые руки…
«Замерзает никак? Чтой-то! Этак нельзя!..»
100 Раздалися ворчливые звуки.
Кто-то поднял её… яркий свет фонаря
Ей ударил в лицо, и со стоном
Вдруг очнулась она. Что-то ей говоря,
Сонный сторож, с лицом изумлённым,
105 Наклонился над ней: — Встань, сударыня… эх!
Чуть не кончилось дело бедою…
Я маленько вздремнул… Экий, Господи, грех!
Там из дому пришли за тобою. —
Огляделась она. Видит: ёлка лежит,
110 Занесённая снегом пушистым,
Вновь утихла метель, и на небе горит
Яркий месяц серпом серебристым.
- 1887 г.
