Провѣдать—то ее едва могла она
Узнать… Рѣшоткою рѣзной обнесена,
5 Затворенной на ключъ, вся мраморомъ обшита,
Искусственныхъ цвѣтовъ гирляндами обвита—
Она являлась ей холодною, чужой…
А какъ хотѣлось ей больною головой
Припасть на свѣжій дернъ съ рыданіемъ, какъ прежде!
10 Все отняли у ней, не сбыться и надеждѣ
Послѣдней. Боже мой! Умершій иль живой—
Онъ имъ принадлежитъ, не ей, стыдомъ покрытой,
Безправной въ ихъ глазахъ… О, жгучая тоска!
Она отъ мертваго такъ страшно далека,
15 Какъ этотъ—весь въ грязи, поломанный, разбитый,
Съ могилы сброшенный въ траву, у самыхъ ногъ—
Когда-то ей самой возложенный вѣнокъ!
- 1887 г.
Проведать — то её едва могла она
Узнать… Решёткою резной обнесена,
5 Затворенной на ключ, вся мрамором обшита,
Искусственных цветов гирляндами обвита —
Она являлась ей холодною, чужой…
А как хотелось ей больною головой
Припасть на свежий дёрн с рыданием, как прежде!
10 Всё отняли у ней, не сбыться и надежде
Последней. Боже мой! Умерший иль живой —
Он им принадлежит, не ей, стыдом покрытой,
Бесправной в их глазах… О, жгучая тоска!
Она от мёртвого так страшно далека,
15 Как этот — весь в грязи, поломанный, разбитый,
С могилы сброшенный в траву, у самых ног —
Когда-то ей самой возложенный венок!
- 1887 г.
Наступилъ и канунъ Рождества. Въ небесахъ
Засвѣтилися звѣзды, мерцая;
Городокъ оживился; въ старинныхъ церквахъ
Подходила къ концу всенощна̀я.
5 Заструилось изъ оконъ сіянье огней
Разукрашенныхъ праздничныхъ елокъ…
А морозъ на дворѣ становился сильнѣй—
Словно тысячью мелкихъ иголокъ
Онъ впивался въ лицо, осыпалъ серебромъ
10 Вѣтви темныхъ, раскидистыхъ вязовъ,
Наступил и канун Рождества. В небесах
Засветилися звёзды, мерцая;
Городок оживился; в старинных церквах
Подходила к концу всенощна́я.
5 Заструилось из окон сиянье огней
Разукрашенных праздничных ёлок…
А мороз на дворе становился сильней —
Словно тысячью мелких иголок
Он впивался в лицо, осыпал серебром
10 Ветви тёмных, раскидистых вязов,
