Пѣвцовъ, художниковъ, богато одаренныхъ,
Съумѣвшихъ воплотить волшебныя мечты,—
Какъ? васъ увидитъ міръ за блюдомъ изъ свиного
Отвара и въ плащахъ изъ грубаго холста?
О, что̀-бъ ни ждало насъ: величья высота,
Иль пораженіе—пусть будетъ наше слово
Рѣшающимъ: пускай аѳинскимъ празднествамъ,
Успѣха нашего блистательнымъ успѣхамъ,
(Къ Эвполису).
Твоимъ комедіямъ съ ихъ остроумнымъ смѣхомъ,
(Къ Праксіасу).
Твоимъ, изъ мрамора изсѣченнымъ, богамъ
И вашей красотѣ и граціи, о, жены,
Дивятся недруги. Изящества законы
Мы свято чтить, друзья, должны и только имъ
Мы будемъ торжествомъ обязаны своимъ.
Съумѣемъ умереть съ улыбкой беззаботной,
Въ сраженье, какъ на пиръ, всегда пойдемъ охотно;
Вѣдь тѣ, которыми гордится Саламинъ,
Лишь были предками достойными Аѳинъ.
Во дни вторженія, унынья и тревоги,
Когда печальными казались даже боги,
Кто падалъ какъ герой? Художникъ и пѣвецъ,
Стяжавшій геніемъ безсмертія вѣнецъ,
Чье славное чело благословили музы.
Когда надменный Ксерксъ для насъ готовилъ узы,
И, славой боевой своею опьяненъ,
Въ предѣлы Аттики вступилъ съ дружиной онъ,
Когда въ опасности казалася Эллада—
Они за городъ твой, безсмертная Паллада,
Умѣли умирать. Великій нашъ Эсхилъ
И воиномъ себя великимъ заявилъ.
Певцов, художников, богато одаренных,
Сумевших воплотить волшебные мечты, —
Как? вас увидит мир за блюдом из свиного
Отвара и в плащах из грубого холста?
О, что́-б ни ждало нас: величья высота,
Иль поражение — пусть будет наше слово
Решающим: пускай афинским празднествам,
Успеха нашего блистательным успехам,
(К Эвполису).
Твоим комедиям с их остроумным смехом,
(К Праксиасу).
Твоим, из мрамора иссеченным, богам
И вашей красоте и грации, о, жены,
Дивятся недруги. Изящества законы
Мы свято чтить, друзья, должны и только им
Мы будем торжеством обязаны своим.
Сумеем умереть с улыбкой беззаботной,
В сраженье, как на пир, всегда пойдем охотно;
Ведь те, которыми гордится Саламин,
Лишь были предками достойными Афин.
Во дни вторжения, унынья и тревоги,
Когда печальными казались даже боги,
Кто падал как герой? Художник и певец,
Стяжавший гением бессмертия венец,
Чье славное чело благословили музы.
Когда надменный Ксеркс для нас готовил узы,
И, славой боевой своею опьянен,
В пределы Аттики вступил с дружиной он,
Когда в опасности казалася Эллада —
Они за город твой, бессмертная Паллада,
Умели умирать. Великий наш Эсхил
И воином себя великим заявил.
