И если вы узнать хотите отъ меня
Подробности его безвременной кончины,—
Я все вамъ разскажу, таиться нѣтъ причины.
Вы знаете, тому недѣли три назадъ,
Свое послѣднее онъ издалъ сочиненье,—
О книгѣ этой всѣ съ восторгомъ говорятъ,
И къ вамъ молва о ней достигла, безъ сомнѣнья?
И что-жъ; повѣрите-ль?
Успѣхъ его поэмъ,
Восторгъ и похвалы, что̀ хоромъ воспѣвали
Газеты—на лицѣ его не вызывали
Улыбки. Онъ шепталъ насмѣшливо: «Зачѣмъ?»
Къ дивану подойдя нетвердыми шагами,
Ложился на него, и цѣлыми часами,
Охваченный какимъ-то страннымъ забытьемъ,
Слѣдилъ разсѣянно за тлѣющимъ огнемъ.
Однажды онъ сказалъ, предчувствуя разлуку:
«Ты плачешь, кажется, мой добрый Доминикъ?»
И тихо продолжалъ, протягивая руку:
«До завтра подожди печалиться, старикъ!»
Онъ умеръ въ ту же ночь, слабѣя ежечасно…
Сказали доктора, что въ сердцѣ былъ порокъ
У барина и онъ поправиться не могъ.
Скончаться въ тридцать лѣтъ! Неправда ли, ужасно?
Онъ исповѣдался предъ смертью, Доминикъ?
Вотъ видите, народъ въ Парижѣ не привыкъ
О Богѣ вспоминать и думать о спасеньи.
Но видя барина въ такомъ изнеможеньи
И если вы узнать хотите от меня
Подробности его безвременной кончины, —
Я всё вам расскажу, таиться нет причины.
Вы знаете, тому недели три назад,
Свое последнее он издал сочиненье, —
О книге этой все с восторгом говорят,
И к вам молва о ней достигла, без сомненья?
И что ж; поверите ль?
Успех его поэм,
Восторг и похвалы, что́ хором воспевали
Газеты — на лице его не вызывали
Улыбки. Он шептал насмешливо: «Зачем?»
К дивану подойдя нетвердыми шагами,
Ложился на него, и целыми часами,
Охваченный каким-то странным забытьем,
Следил рассеянно за тлеющим огнем.
Однажды он сказал, предчувствуя разлуку:
«Ты плачешь, кажется, мой добрый Доминик?»
И тихо продолжал, протягивая руку:
«До завтра подожди печалиться, старик!»
Он умер в ту же ночь, слабея ежечасно…
Сказали доктора, что в сердце был порок
У барина и он поправиться не мог.
Скончаться в тридцать лет! Неправда ли, ужасно?
Он исповедался пред смертью, Доминик?
Вот видите, народ в Париже не привык
О Боге вспоминать и думать о спасеньи.
Но видя барина в таком изнеможеньи
