15 И обликъ весь въ мерцающихъ лучахъ
Казался чуждъ, загадоченъ и страненъ.
И молвилъ я:—Я тотъ же, что и былъ,
Былое все—попрежнему со мною.
Но гдѣ же твой восторга юный пылъ?
20 Зачѣмъ сюда явилась ты иною?
Гдѣ страстныя и горькія слова,
Улыбки, слезъ и ласкъ очарованье?
Въ груди твоей не пламень божества,
Но смерти злой я чувствую дыханье.
25 И молвила она:—Сюда пришла
Покорная лишь заклинаній чарамъ;
Я умерла, поэтъ, я умерла,
Убита я, но не однимъ ударомъ.
Отъ мелочныхъ обидъ изнемогла,
30 Отъ тягостныхъ вседневныхъ униженій,
И мой вѣнокъ осыпался съ чела,
И замерзли слова моихъ моленій.
Не пощаженъ былъ пламенный порывъ.
Насмѣшки злой стрѣлою ледяною,
35 Дары мои безплодно расточивъ,
Купила я лишь гибель ихъ цѣною.
И нѣжности, и ласкъ моихъ взамѣнъ
Встрѣчала я, отъ ужаса блѣднѣя,
15 И облик весь в мерцающих лучах
Казался чужд, загадочен и странен.
И молвил я: — Я тот же, что и был,
Былое всё — по-прежнему со мною.
Но где же твой восторга юный пыл?
20 Зачем сюда явилась ты иною?
Где страстные и горькие слова,
Улыбки, слёз и ласк очарованье?
В груди твоей не пламень божества,
Но смерти злой я чувствую дыханье.
25 И молвила она: — Сюда пришла
Покорная лишь заклинаний чарам;
Я умерла, поэт, я умерла,
Убита я, но не одним ударом.
От мелочных обид изнемогла,
30 От тягостных вседневных унижений,
И мой венок осыпался с чела,
И за́мерзли слова моих молений.
Не пощажён был пламенный порыв.
Насмешки злой стрелою ледяною,
35 Дары мои бесплодно расточив,
Купила я лишь гибель их ценою.
И нежности, и ласк моих взамен
Встречала я, от ужаса бледнея,
