Гдѣ изумрудъ смѣняетъ дивный
Волшебнаго сафира цвѣтъ;
Быть можетъ здѣсь, въ тѣни платановъ
10 Пѣвцу безсмертной красоты,
Мечта, подъ тихій плескъ фонтана
Являлась ты?
Где изумруд сменяет дивный
Волшебного сафира цвет;
Быть может здесь, в тени платанов
10 Певцу бессмертной красоты,
Мечта, под тихий плеск фонтана
Являлась ты?
Онъ умеръ, говорятъ. Для чуждыхъ, малодушныхъ,
Лишь голосу молвы подвластныхъ и послушныхъ,
Чье имя—легіонъ, онъ не жилъ никогда,
И ихъ толпа была ему чужда.
5 И здѣсь, близъ домика великаго поэта,
Гдѣ вѣетъ памятью, священною для всѣхъ,
Звучатъ ихъ голоса, ихъ неумѣстный смѣхъ,
На то, что здѣсь живетъ—въ ихъ сердцѣ нѣтъ отвѣта;
Что арфа чудная бездушнымъ и глухимъ?
10 И дѣти бѣгаютъ въ тѣни его платана,
Но изъ гуляющихъ никто не скажетъ имъ,
Чѣмъ былъ онъ, и чего народъ лишился съ нимъ,
Никто не назоветъ поэзіи титана.
И тутъ на деревѣ мы видѣли съ тоской
Он умер, говорят. Для чуждых, малодушных,
Лишь голосу молвы подвластных и послушных,
Чьё имя — легион, он не жил никогда,
И их толпа была ему чужда.
5 И здесь, близ домика великого поэта,
Где веет памятью, священною для всех,
Звучат их голоса, их неуместный смех,
На то, что здесь живёт — в их сердце нет ответа;
Что арфа чудная бездушным и глухим?
10 И дети бегают в тени его платана,
Но из гуляющих никто не скажет им,
Чем был он, и чего народ лишился с ним,
Никто не назовёт поэзии титана.
И тут на дереве мы видели с тоской
