наго философа будетъ разсуждать именно такъ и не будетъ думать, что философія должна ее освободить, а когда освобожденіе совершится, то душа можетъ предоставить удовольствіямъ и печалямъ связать себя снова и производить такимъ образомъ безконечную работу, которая представляла бы въ обратномъ смыслѣ работу станка Пенелопы 46). Напротивъ, душа философа, пріобрѣтая душевный миръ, не возмущаемый удовольствіями или печалями, слѣдуя разуму и никогда съ нимъ не расходясь, созерцая истинное, божественное и неизмѣнное для мысли 47) и находя въ созерцаніи всего этого для себя пищу, считаетъ, что такъ должно жить, пока она живетъ на землѣ. Когда же она окончитъ земную жизнь, то переселяясь къ тому^ что сродна и близко съ нею по природѣ, она освобождается отъ человѣческихъ золъ. Питавшись подобною пищею и проводивъ жизнь въ подобныхъ занятіяхъ, она на боится, друзья мои Симмій и Кевисъ, ничего для нея опаснаго, не боится, чтобы она не разсѣевалась при выходѣ изъ тѣла, не развѣвалась и не разносилась въ разныя стороны вѣтромъ и не обратилась бы такимъ образомъ въ ничто.
XXXV. Когда Сократъ окончилъ эту рѣчь, наступило продолжительное молчаніе: казалось, онъ весь углубился въ то, что было имъ доселѣ говорено, также какъ и большая часть изъ насъ. Симмій и Кевисъ вступили между собою въ недолгій разговоръ. Замѣтивъ это, Сократъ спросилъ ихъ:
— Какъ вы находите сказанное? вамъ представляется вопросъ недостаточно разсмотрѣннымъ? потому что въ самомъ дѣлѣ еще остается много сомнѣній и
наго философа будет рассуждать именно так и не будет думать, что философия должна ее освободить, а когда освобождение совершится, то душа может предоставить удовольствиям и печалям связать себя снова и производить таким образом бесконечную работу, которая представляла бы в обратном смысле работу станка Пенелопы 46). Напротив, душа философа, приобретая душевный мир, не возмущаемый удовольствиями или печалями, следуя разуму и никогда с ним не расходясь, созерцая истинное, божественное и неизменное для мысли 47) и находя в созерцании всего этого для себя пищу, считает, что так должно жить, пока она живет на земле. Когда же она окончит земную жизнь, то переселяясь к тому^ что сродна и близко с нею по природе, она освобождается от человеческих зол. Питавшись подобною пищею и проводив жизнь в подобных занятиях, она на боится, друзья мои Симмий и Кевис, ничего для неё опасного, не боится, чтобы она не рассеевалась при выходе из тела, не развевалась и не разносилась в разные стороны ветром и не обратилась бы таким образом в ничто.
XXXV. Когда Сократ окончил эту речь, наступило продолжительное молчание: казалось, он весь углубился в то, что было им доселе говорено, также как и большая часть из нас. Симмий и Кевис вступили между собою в недолгий разговор. Заметив это, Сократ спросил их:
— Как вы находите сказанное? вам представляется вопрос недостаточно рассмотренным? потому что в самом деле еще остается много сомнений и
