XXX. — Совершенно такъ, отвѣчалъ Кевисъ, клянусь Зевсомъ.
— Но я думаю также, что если душа оставляетъ тѣло оскверненною и нечистою вслѣдствіе того, что постоянно жила одною съ нимъ жизнію, служила ему и любила его, постоянно очаровываясь имъ, — страстями и удовольствіями до того, что ей ничто уже не представлялось истиннымъ, кромѣ того что тѣлесно, что можно осязать или видѣть, пить, ѣсть или чѣмъ можно пользоваться для удовольствій любви, если она привыкла съ другой стороны ненавидѣть, бояться и избѣгать того, что сокровенно и невидимо для глазъ, что мысленно и пріемлется только философіей, — думаешь ли ты, что душа такъ настроенная, освобождается отъ тѣла заключенною только въ самой себѣ, — чистою?
— Конечно нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ, отвѣчалъ Кевисъ.
— Напротивъ, я думаю, что она бываетъ проникнута насквозь тѣмъ тѣлеснымъ, съ которымъ ее соединило какъ бы въ одно постоянное общеніе и единеніе съ тѣломъ, ея общая съ нимъ жизнь и многочисленныя заботы, которыя она о немъ прилагала.
— Несомнѣнно такъ.
— Эта оболочка души, дорогой другъ, надобно думать, есть нѣчто плотное, тяжелое, земное по природѣ и видимое. Облеченная этою оболочкой и съ такими склонностями душа удручается чувствомъ тягости и стремится снова къ видимому міру, пугаясь невещественнаго и той области, которую называютъ аидомъ. Тогда она начинаетъ блуждать вблизи надгробныхъ памятниковъ и могильныхъ кургановъ, вокругъ кото
XXX. — Совершенно так, отвечал Кевис, клянусь Зевсом.
— Но я думаю также, что если душа оставляет тело оскверненною и нечистою вследствие того, что постоянно жила одною с ним жизнью, служила ему и любила его, постоянно очаровываясь им, — страстями и удовольствиями до того, что ей ничто уже не представлялось истинным, кроме того что телесно, что можно осязать или видеть, пить, есть или чем можно пользоваться для удовольствий любви, если она привыкла с другой стороны ненавидеть, бояться и избегать того, что сокровенно и невидимо для глаз, что мысленно и приемлется только философией, — думаешь ли ты, что душа так настроенная, освобождается от тела заключенною только в самой себе, — чистою?
— Конечно нет, ни в каком случае, отвечал Кевис.
— Напротив, я думаю, что она бывает проникнута насквозь тем телесным, с которым ее соединило как бы в одно постоянное общение и единение с телом, её общая с ним жизнь и многочисленные заботы, которые она о нём прилагала.
— Несомненно так.
— Эта оболочка души, дорогой друг, надобно думать, есть нечто плотное, тяжелое, земное по природе и видимое. Облеченная этою оболочкой и с такими склонностями душа удручается чувством тягости и стремится снова к видимому миру, пугаясь невещественного и той области, которую называют аидом. Тогда она начинает блуждать вблизи надгробных памятников и могильных курганов, вокруг кото
