умираетъ, а безсмертное отходитъ цѣлымъ и невредимымъ, уступая мѣсто смерти.
— Очевидно.
— Итакъ, Кевисъ, сказалъ Сократъ, душа преимущественно передъ всѣмъ другимъ безсмертна и неразрушима, и наши души дѣйствительно будутъ существовать въ аидѣ.
— Я, любезный Сократъ, отвѣчалъ Кевисъ, ничего не могу къ этому прибавить, равно какъ не могу не соглашаться почему бы то ни было съ твоими разсужденіями, но если Симмій или кто нибудь другой имѣютъ что нибудь по этому поводу сказать, то было бы хорошо не молчать объ этомъ теперь, потому что я не знаю, на какое другое время кромѣ настоящаго можно бы перенести то, что кто нибудь хочетъ сказать или услышать объ этомъ предметѣ.
— Но я съ своей стороны, сказалъ Симмій, точно такъ же не имѣю основаній не соглашаться послѣ всего сказаннаго. Тѣмъ не менѣе, принимая во вниманіе величіе предмета, о которомъ идетъ рѣчь, равно какъ и сознавая человѣческую слабость, я вынужденъ невольно хранить нѣкоторое недовѣріе къ разсужденіямъ, которыя мы вели.
Не только относительно этого, любезный Симмій, ты замѣтилъ справедливо, но и первыя основанія, какъ бы они ни казались намъ вѣрными, нужно изслѣдовать болѣе тщательнымъ образомъ, и когда вы достаточно ихъ изслѣдуете, тогда будете держаться нашего разсужденія объ этомъ настолько твердо, насколько только человѣку возможно понимать подобныя вещи,
умирает, а бессмертное отходит целым и невредимым, уступая место смерти.
— Очевидно.
— Итак, Кевис, сказал Сократ, душа преимущественно перед всем другим бессмертна и неразрушима, и наши души действительно будут существовать в аиде.
— Я, любезный Сократ, отвечал Кевис, ничего не могу к этому прибавить, равно как не могу не соглашаться почему бы то ни было с твоими рассуждениями, но если Симмий или кто-нибудь другой имеют что-нибудь по этому поводу сказать, то было бы хорошо не молчать об этом теперь, потому что я не знаю, на какое другое время кроме настоящего можно бы перенести то, что кто-нибудь хочет сказать или услышать об этом предмете.
— Но я с своей стороны, сказал Симмий, точно так же не имею оснований не соглашаться после всего сказанного. Тем не менее, принимая во внимание величие предмета, о котором идет речь, равно как и сознавая человеческую слабость, я вынужден невольно хранить некоторое недоверие к рассуждениям, которые мы вели.
Не только относительно этого, любезный Симмий, ты заметил справедливо, но и первые основания, как бы они ни казались нам верными, нужно исследовать более тщательным образом, и когда вы достаточно их исследуете, тогда будете держаться нашего рассуждения об этом настолько твердо, насколько только человеку возможно понимать подобные вещи,
