имъ добрый совѣтъ подастъ? Кто уму-разуму научитъ?… А тутъ бѣдность, нужда горькая, не съ чѣмъ и въ дорогу собрать: ни рубашечки, ни платья годнаго. Какое было еще добро, послѣднее продала Олеся, дѣтей снарядила, и на смертный случай себѣ ничего не оставила.
Въ послѣдній разъ заснули сыновья дома. Она сидитъ… сидитъ ночь цѣлую надъ ними, тихо и горько плачетъ. Послѣднюю ночьку ночуютъ! Что времени-то пройдетъ, пока она опять свидится съ своими голубчиками,—и свидится ли?
Вотъ ужъ и солнышко всходитъ. Звякнулъ колокольчикъ…. Ведетъ Олександра дѣтей, обливается слезами, и всё только благословляетъ ихъ да креститъ.
»Паничики!« проговорила она, въ ноги имъ кланяясь, »будьте къ моимъ ребятишкамъ милостивы!«
А паничи отвернулись отъ нея.
»Матерь Божія!« воскликнула Олександра, рыдая, »я тебѣ своихъ дѣтей вручаю! Сыны мои, сыны мои!…« Да и повалилась на земь, какъ скошенная трава.
им добрый совет подаст? Кто уму-разуму научит?… А тут бедность, нужда горькая, не с чем и в дорогу собрать: ни рубашечки, ни платья годного. Какое было еще добро, последнее продала Олеся, детей снарядила, и на смертный случай себе ничего не оставила.
В последний раз заснули сыновья дома. Она сидит… сидит ночь целую над ними, тихо и горько плачет. Последнюю ночку ночуют! Что времени-то пройдет, пока она опять свидится с своими голубчиками, — и свидится ли?
Вот уж и солнышко всходит. Звякнул колокольчик…. Ведет Олександра детей, обливается слезами, и всё только благословляет их да крестит.
«Паничики!» проговорила она, в ноги им кланяясь, «будьте к моим ребятишкам милостивы!»
А паничи отвернулись от неё.
«Матерь Божия!» воскликнула Олександра, рыдая, «я тебе своих детей вручаю! Сыны мои, сыны мои!…» Да и повалилась наземь, как скошенная трава.
