ное дѣло: у дитяти заболитъ пальчикъ, а у матери сердце. Идетъ на панщицу,—надо ихъ покидать; а дѣтки—одно не говоритъ, другое не ходитъ, третье еще и сидѣть не умѣетъ; малы еще больно; приглядѣть за ними некому: старуху свекровь вскорѣ послѣ Олесиной свадьбы схоронили. Перетоскуетъ, переболитъ она день на работѣ,—вечеромъ бѣжитъ: »Что-то мои дѣточки?« А сердце у ней такъ и замираетъ. Застанетъ ли еще она дѣточекъ своихъ въ живыхъ? здоровы ли? Развѣ долго до бѣды? У одной женщины вдругъ два сына утонули, играючи возлѣ пруда, на берегу.
Подросли дѣти. Одни хлопоты прошли, приспѣла другая кручина: то́ панъ Семенка шпыняетъ, то́ паничи Ивася теребятъ,—чѣмъ нибудь не угодилъ; то́ пани на Тышка́ грозится,—бѣжалъ мимо да не поклонился. Каждый Божій день ея дѣточки избиты! А если и пройдетъ день безъ битья,—всё-таки она не спокойна, всё сердце ноетъ, всё горя да бѣды себѣ поджидаетъ.
Стали дѣти въ возрастъ входить,—тутъ бы матери утѣшаться ими да ждать отъ нихъ подмоги, а ихъ взяли въ хоромы. Съ той поры не было Олесѣ ни минуты веселой, ни сна покойнаго. День и ночь мере-
ное дело: у дитяти заболит пальчик, а у матери сердце. Идет на панщицу, — надо их покидать; а детки — одно не говорит, другое не ходит, третье еще и сидеть не умеет; малы еще больно; приглядеть за ними некому: старуху свекровь вскоре после Олесиной свадьбы схоронили. Перетоскует, переболит она день на работе, — вечером бежит: «Что-то мои деточки?» А сердце у неё так и замирает. Застанет ли еще она деточек своих в живых? здоровы ли? Разве долго до беды? У одной женщины вдруг два сына утонули, играючи возле пруда, на берегу.
Подросли дети. Одни хлопоты прошли, приспела другая кручина: то́ пан Семенка шпыняет, то́ паничи Ивася теребят, — чем нибудь не угодил; то́ пани на Тышка́ грозится, — бежал мимо да не поклонился. Каждый Божий день её деточки избиты! А если и пройдет день без битья, — всё-таки она не спокойна, всё сердце ноет, всё горя да беды себе поджидает.
Стали дети в возраст входить, — тут бы матери утешаться ими да ждать от них подмоги, а их взяли в хоромы. С той поры не было Олесе ни минуты веселой, ни сна покойного. День и ночь мере-
