грѣхъ великъ передъ Богомъ, еслибъ мы ее не отговаривали. Не послушалась,—Господь съ нею! Будетъ горько каяться, неразумная дѣвушка; тогда вспомнитъ насъ!«
грех велик перед Богом, если б мы ее не отговаривали. Не послушалась, — Господь с нею! Будет горько каяться, неразумная девушка; тогда вспомнит нас!»
Утромъ пошла Олеся дружекъ сзывать. Куда ни заходитъ, всюду ей отсовѣтываютъ выходить за Золотаренка; иныя даже плачутъ. Однѣхъ дѣвушекъ матери не пускаютъ въ дружки; другія сами не захотѣли, а какія и пошли, то знай вздыхаютъ да горюютъ объ Олесѣ: »Невеселый дѣвичникъ нашей молодой!«
Вотъ перевѣнчались; ходятъ по селу да на свадьбу зазываютъ. А тутъ какъ разъ имъ навстрѣчу выѣхали люди, что изъ ярмарки возвращались. Петро Шостозубъ, Айдрій Гонта, Михайло Дидичъ и еще кое-кто. Петро на сивой парѣ впереди. Былъ это дѣдъ старый, весь уже бѣлый, но еще бодрый, высокій и прямой, какъ яворъ; глаза у него блестѣли, что́ твои звѣзды. Идетъ себѣ не торопясь, да и спрашиваетъ встрѣчнаго: »А что́ это за свадьба у насъ сладилась?«
»А это«, отвѣчаетъ тотъ, »покойника Хма-
Утром пошла Олеся дружек сзывать. Куда ни заходит, всюду ей отсоветовают выходить за Золотаренка; иные даже плачут. Одних девушек матери не пускают в дружки; другие сами не захотели, а какие и пошли, то знай вздыхают да горюют об Олесе: «Невеселый девичник нашей молодой!»
Вот перевенчались; ходят по селу да на свадьбу зазывают. А тут как раз им навстречу выехали люди, что из ярмарки возвращались. Петро Шостозуб, Айдрий Гонта, Михайло Дидич и еще кое-кто. Петро на сивой паре впереди. Был это дед старый, весь уже белый, но еще бодрый, высокий и прямой, как явор; глаза у него блестели, что́ твои звезды. Идет себе не торопясь, да и спрашивает встречного: «А что́ это за свадьба у нас сладилась?»
«А это», отвечает тот, «покойника Хма-
