то въ садикъ брошусь…. Вѣдь я дома, дома!… Да не долго я радовалась.
Начала меня невѣстка опять допекать. Теперь уже, просто, проходу мнѣ не даетъ: то не хорошо, это не такъ…. »Вотъ мы сами себѣ бѣду накликали!…« какъ пойдетъ,—Боже твоя воля! И объѣла-то я ихъ, и опила!
Какъ-то разъ о деньгахъ моихъ упомянула, что я имъ въ займы дала.
»Ты думаешь, мы тебѣ деньги должны? Еще съ тебя надо бы взять: ты у насъ больше хлѣба съѣла, чѣмъ тѣхъ всѣхъ денегъ было.«
А я брату все до копеечки отдала, все, что взяла за скотъ; а у меня была не одна пара хорошихъ воловъ, и коровы были, и овечекъ стадо велось, и хату я свою продала,—и всѣ деньги, которыя я выручила, всѣ ему отдала.
»Ну«, говорю я ей, »если я уже заѣла у васъ всѣ деньги, то Богъ съ вами! Зачѣмъ же вы меня уговаривали вернуться? Тамъ мнѣ было хорошо, какъ у отца родного.«
Она утихла: видитъ, что очень ужъ меня обидѣла; да, можетъ быть, и побоялась, чтобы братъ не узналъ и не разсердился на нее.
то в садик брошусь…. Ведь я дома, дома!… Да недолго я радовалась.
Начала меня невестка опять допекать. Теперь уже, просто, проходу мне не дает: то не хорошо, это не так…. «Вот мы сами себе беду накликали!…» как пойдет, — Боже твоя воля! И объела-то я их, и опила!
Как-то раз о деньгах моих упомянула, что я им взаймы дала.
«Ты думаешь, мы тебе деньги должны? Еще с тебя надо бы взять: ты у нас больше хлеба съела, чем тех всех денег было.»
А я брату всё до копеечки отдала, всё, что взяла за скот; а у меня была не одна пара хороших волов, и коровы были, и овечек стадо велось, и хату я свою продала, — и все деньги, которые я выручила, все ему отдала.
«Ну», говорю я ей, «если я уже заела у вас все деньги, то Бог с вами! Зачем же вы меня уговаривали вернуться? Там мне было хорошо, как у отца родного.»
Она утихла: видит, что очень уж меня обидела; да, может быть, и побоялась, чтобы брат не узнал и не рассердился на нее.
