(Читано въ Обіц. Люб. Руск. слов. въ Москвѣ, 21 апр. 1862).
Во всякомъ научномъ и общественомъ дѣлѣ, во мы увѣрены, что руской речи предстоитъ одно изъ всемъ, что касается всѣхъ и требуетъ общихъ убѣж двухъ: либо испошлѣть до нельзя, либо, образумясь, деній и усилій, порою проявляется ложь,ложное, кри своротить на иной путь, захвативъ притомъ съ собою вое направленіе, которое не только временно держит всѣ покинутые второпяхъ запасы. ся, но и беретъ верхъ, пригнетая истину, а съ нею, Взгляните на Державина, на Карамзина, Крылова, и всякое свободное выраженіе мнѣній и убѣжденій. на Ж уковскаго, Пушкина и на нѣкоторыхъ нынѣш Дѣло обращается въ привычку, въ обычай , толпа нихъ даровитыхъ писателей , не ясно ли, что они торитъ безсознательно пробитую дорожку, а коно избѣгали чужеречій , что старались, каждый по сво воды только покрикиваютъ и понукаютъ. Это длится ему, писать чистымъ рускимъ языкомъ? А какъ П уш иногда довольно долго, но вглядываясь въ направле кинъ цѣнилъ народную речь нашу, съ какимъ жаромъ ніе пути и осматриваясь кругом ъ, общество видитъ и усладою онъ къ ней прислушивался , какъ одно наконецъ, что его ведутъ вовсе не туда, куда оно і только кипучее нетерпѣніе заставляло его въ то же надѣялось попасть*, начинается ропотъ, сперва впол !время прерывать созерцанія свои шумнымъ взрывомъ голоса, потомъ и вслухъ, наконецъ подымается общій одобреній и острыхъ замѣчаній и сравненій, этому голосъ негодованія, и бывшіе коноводы исчезаютъ, !я не разъ бывалъ свидѣтелемъ. подавленью и уничтоженью тѣмъ же большинствомъ, I Вотъ въ какомъ отношеніи пишущій строки эти которое до сего сами держали подъ своимъ гне ! полагаетъ, что пришла пора подорожить народнымъ томъ. Общее стремленіе беретъ иное направленье, :язы ко м ъ , и выработать изъ него языкъ образоваи съ жаромъ подвизается на новой стезѣ. ный. Народный языкъ былъ доселѣ въ небреженіи; Кажется, будто бы такой переворотъ предстоитъ только въ самое послѣднее время стали на него огля нынѣ нашему родному языку. Мы начинаемъ догады дываться, и то какъ будто изъ одной снисходитель ваться, что насъ завели въ трущобу, что надо вы ной любознательности ( * ) . Одни вображали, что браться изъ нея поздорову и проложить себѣ ииой могутъ сами составить языкъ, изъ самодѣлковыхъ путь. В се , что сдѣлано было доселѣ, со временъ пет словъ, скованыхъ по образцамъ славянскимъ и гре ровскихъ, въ духѣ искаженія языка, все это, какъ ческимъ; другіе, вовсе не заботясь объ изученіи сво неудачная прививка, какъ прищепа разнороднаго сѣ его языка, брали готовыя слова со всѣхъ языковъ, мени, должно усохнуть и отвалиться, давъ просторъ гдѣ и какъ ни попало, да переводили дословно чужіе дичку , коему надо вырости на своемъ корню, на обороты речи, бесмысленые на нашемъ языкѣ, понят своихъ сокахъ , и сдобриться холей и уходом ъ, а ные только тому, кто читаетъ нерускою думою своею не насадкой сверху. Если и говорится, что голова между строкъ, переводя читаемое мыслено на дру хвоста не ждетъ, то наша голова, или наши головы, гой языкъ. Знаю, что за-мнѣніе это составителю словаря не умчались такъ далеко куда-то въ бокъ, что едва ли сдобровать. К акъ смѣть говорить, что языкъ, коимъ не оторвались отъ туловища; а коли худо плечамъ безъ головы, то некорыстно же и головѣ безъ тула. (*; В ъ п т о м ъ о т н о ш е н іи з а Р у с к о й А к а д е м іе й б о л ь ш а я з а с л у г а : и з д а н іе Примѣняя это къ нашему языку, сдается будто головѣ обдасти аго сл о в ар я ; по о н ъ и зд а и ъ сы р ь ем ъ , к ак ъ за п а с ы б ы л и д о с т а в этой приходится, либо оторваться вовсе и отвалить л е н ы , б е з о п с я к о іі к р и т и к и . Э т о и е т р у д ъ у ч е н а г о б р а т с т в а , а в е с л а в а ж ся, либо опомниться и воротиться. Говоря просто, н ы й п о д а р о к ъ , Е іе в х о д н в ш а г о в ь р а с м о т р ѣ н іе р у к о п и с и , и з д а т е л я .
I
